а ты на ночь молилась?
– Да вона! – уже беженцы к остановке подались!
– Да это Петровна с сынком!
– И хромой с ними!
– Вона! пожарка!
– Да автобус это!
– За нами?
– За беженцами! Я ж в ООН сэмээску кинула!
– В ОМОН, дура! Перехват идёт!
– Сам облезлый! Окурок сщас твой искать будут!
– А автобус ушёл!
– А Посоховы?
– Успели, пиши теперь письма!
– Ни огня, ни пожарки, ни дыма! Куда власти смотрют?
– Участковый – в окно вон смотрит, из машины!
– Кузьмич приехал?
– Чё зачитывает, его бабушку?
– Дал полчаса – и чтоб никого!
– Эвакуация, Дормидонтовна?
– Всех посажает! За организацию паники!
– Психи деревянные!
– Чё, не будет пожару?
– Нет! Отменяется!
– Так завтра же только 13-е!
– Чё? Завтра пожар будет?…
И так ещё с часик, наверно, деревня аукалась и ждала пожарку из ООН, когда семья Посоховых уже упёрлась в последний барьер разлуки – в стойку зоны ожидания в международном аэропорту Шереметьево.
Конечно, всем вспомнился марш «Прощание славянки» – он в центре сердца каждого. Но киски тоже ж печалились на всю тысячу вольт? По одной только строчке марша – «дрогнул воздух туманный и синий и тревога коснулась висков» – усатые чудики уже почуяли, что тоже связаны с человеками не только сосисками, но и непонятным синим туманом в 5.00 утра и тревогой впритык к виску: двадцать дней им не жить, а волноваться и горевать – как там их Ванечка, у кого завсегда водятся… «Ну, да, сосиски!!! Но причём тут они!!!.. – дирижировала плачем у калитки Морфяка. – Завсегда – значит, вечно! А вечных сосик не бывает! Вот они – люди: меряют нас сосисками! Всё на свете меряют на свои мозги штампованные! А завсегда – только добро! У Вани завсегда ручки добрые – потому что в его руках… да! и они – сосиски! – но и молочко! и кусочки в соусе в пакетике! и колбаска „Папа может“! и… и можно выспаться! на его диванчике! и всласть повыделываться! – не у хрендаря же старого с палкой, чтоб его подушки в валенки превратились! Ванюшенька!!!…» – и Морфяшка беззвучно застыла в горе. Послушная Палашка добавила к слёзам сестрички: «Его папанька и шкурки полиэтиленовой от сосиски не бросил, нюхнуть хотя бы!..»
А Галина Петровна пусть не знала про штаб-трубача и полковника Василия Ивановича Агапкина, но печальные фанфары её сердца бились нота в ноту с вечным гимном непереносимого расставания. Есть всё-таки карма! Ведь там, в Крыму, окончательно сложилась жизнь нот нашего генетического музыкального кода. Сергей Петрович тоже ни диеза в музыке сфер, а мотивчик с армии помнил – «Прощай, не горюй…". Один Ванька напевал про тра-та-та котов: «Мы едем, едем, едем в далёкие края…". Ванька, знающий о счастье только по отменённым урокам, а угадал: счастливее его и его соседки по креслу впереди