надо бы всю фабрику пересажать, до сих пор рисуется на фоне золотых греческих статуй у охраны в холле. Ради инстинкта самосохранения Сергей Петрович переделал эту электромину и, уезжая, подарил охраннику тёзке – тот всегда разрешал ему курить ночью в любое время.
– Хух! – Сергей Петрович уселся на какой-то пустой ящик и задымил: – Усё!.. Теперь ты… проводник по джунглям… Держи компас и карту, а я попру сейф с… с кошельком.
Ванюшка повеселел:
– А солнце для чего? Но ты кури, кури, пап. Когда ещё покайфуешь? На, водички попей, панамкой утрись. Я даже тебя побалую: можешь мой первый магазин сам выбрать.
Сергей Петрович протянул руку:
– Уважаю! Дай пять! Тогда сначала дуем за трубками. Выбирай начинку теперь сам.
Сын поднял отца за протянутую руку и поднял палец:
– А всем без перевода дошло, что значит «запасы на ночь»?
Папка утвердительно развёл руки:
– Обижаешь, шеф!
Но Ваня на всякий случай уточнил этическую составляющую:
– Ладушки, я рад не огорчиться в трудную минуту за своё доверие к ближнему.
Прошлый раз папка промазал с этими трубками. Не, вкусные, хрустящие, с вареньем и корицей. С вареньем пришлось ему самому давиться. А с корицей в Ваньку залезли за два дня. Магазинчик в двадцати шагах уже ждал Ваню и навалил на полки этого добра, хоть с мармеладом – хоть с шоколадом, и даже с фейхоа и черносливом. И папочка послушно засовывал в сумки килограммами все трубочки, кроме с «папиным» вишнёвым вареньем. А дальше носильщик плюс кошелёк послушно топал за ближним, который ему доверился в ответственную минуту. С каждой покупкой следы голодомора постепенно стирались с детских щёчек проводника. И Сергей Петрович даже рискнул сбить чуток темп загрузки запасов на ночь – попросил не проходить мимо табачного магазинчика, чтоб потом не возвращаться. В благодарность носильщик помог Ване с помидорами, персиками, виноградом и ежевикой. Потом ещё накупили по мелочи того и этого, пока не осталось места. Но Иван Сергеич впихнул всё же шесть штруделей-пуделей с маком – и тогда только вспомнил про ласты. Эти ласты потом ехали на ремешке как шарфик на шее юного завхоза до самого санатория, потому что замученный Сергей Петрович уже разве что ни зубами держался за свою волшебную трость, а она не позволяла никому и ничему разлучать её с любимой левой ручкой своего хозяина.
И вправду, сев на чугунную низкую оградку, Сергей Петрович только затянулся своим «Сент Джорджем», как тут всё вокруг поплыло перед его глазами, как через неровное стекло, а в ушах нарастала бешеная морзянка цикад. Сын почему-то бесшумно открывал рот, как будто что-то спрашивал. Но тут по мозгам шарахнуло такой кувалдой небесного реквиема, что когда весь пригнувшийся мир становился то розовым из сладкой ваты, то серебристым из ртути, уже было всё равно: лишь бы какофония ада заткнулась. Через три секунды