кулачищи – у-ух! Враз шутковать отохотит. И молодец не лыком шит. Даром что говорить – не говорит, мычит лишь, когда кто-то крылатого помянет.
И Жбанчик отмахнулся от молодца. Швыряй, мол, дальше. Авось выманишь паскудника.
Что-что, а с булыжниками молодец управлялся любо-дорого. Только соображал не шибко. Тех, кто шибче, в кулачном бою половины зубов не лишали.
А ежели по совести, так чейный змей, как не Жбанчика? Кто его допрежь всех углядел? Кто в него каменюкой запустил и стрекача дал? Ничего, кроме камней, не подвернулось. Но порешить змея непросто, всяк скажет. Каменюкой – так и вовсе.
– Так нешто я сам всех коз слопал? – нахохлился Жбанчик.
Кузнец брови насупил. Не верит, что крылатый пять коз сожрал. Причём, трёх – его, кузнечих. И жена ему наказала – без коз не вертаться. А жена у него – у-у-ух!
Так и не сожрал змей коз, а распугал. Прыснули, дуры лупоглазые, какая куда. Уж искал их Жбанчик опосля, искал. Горлом охрип, так звал. Не дозвался.
Когда он, Жбанчик, посадом бежал, вопя: «Змей! Змей!» его разве что дрекольем не охаживали. Тоже не верили. Сколько лет духом змеиным в этих краях не пахло!
Князь, и тот в бороду хмыкнул. Мол, кто ему змееву башку принесёт, он за того Златославу, младшенькую свою, отдаст. Чем она прынцесс, что за тридевять земель, хуже? И всем благо. Змей не будет народ стращать да коз таскать. А молодцу, что змея на голову укоротит – слава и красна девица. Да и то сказать. Кто змея одолеет, богаче иных владык станет. Какой же змей добро своё не сторожит – злато-серебро да камни-самоцветы? Златке тоже любо – такого смельчака, как у неё, ни у одной девицы нет. И не будет. Ибо перевелись змеи-то.
Слушала Златка отца, слушала. Опосля веночек поправила да косу русую за спину перекинула. И к Жбанчику подступила.
– Змей-то велик? – спросила.
И очами синими сверкнула.
Ему, Жбанчику, змей показался с гору. Но он придержал язык.
– Я токмо морду видел, – признался. – Огромная – жуть! Чешуя – ну как золотые монеты, что у девок в монистах.
Нахмурилась Златослава. Отца за рукав потянула. Читывала она, мол, что змеям нету перевода. Они являются этим… курантом равновесия. И ежели выползают, жизни перевернуться должно.
Князь бороду огладил. Шибко учёная ты, мол, Златка. Змеи ежели кому и являются, то пьяным козопасам. Чего ей, жизни, переворачиваться-то? Раз прежде было любо, то и нонче сойдёт. А ежели кто поперёк него пошёл и худое замыслил…
Тут князь кулачище ка-а-ак стиснет! А кулачище-то – ух! Чуть меньше кузнечего…
Добрый молодец у пещеры тянул шею, всматривался в пугающий провал. Который, чем ближе ночь, тем чернее.
Только из кустов у пещеры словно солнышко выглянуло. Неужто Златка суженым любоваться пришла?
Точно, Златка!
А следом мамки да няньки. Так и зыркают, чтоб не обидели кровинушку княжую. Не покусилися на красну девицу допрежь молодца, которому она обещана.
И то – ладный молодец, да лицом