хороший человек рядом. Хороший и непьющий. Но тут и назревает главный вопрос – зачем хорошему и непьющему человеку такая как она? То-то…
– А ты работаешь? – спросил из темноты Митрий и Натка грустно усмехнулась. Её усмешка была услышана и понята.
– Увольняют? Срываешься? Надолго хватает?
– За последний год – две недели самое большее продержалась, – честно призналась она, – Потом наступила на пробку и ту-ту…
– А что делать умеешь?
Натка пожала плечами под одеялом, хотя Митрий и не мог этого увидеть.
– Да что и все. На кассе могу работать. Уборщицей. Фасовщицей. Машины мыла. На фабрике у конвейера стояла.
– Образование?
На этот раз она не усмехнулась, а рассмеялась вслух.
– Да было бы у меня образование, разве бы я так жила?
– А думаешь нет? – не смутился Митрий, – Знаешь сколько я нашего брата знал с высшим образованием? А то и с двумя! Перед синькой все равны.
– Но есть те, кто ровнее других, – грустно пошутила Натка, – Ерунда. Спиться, когда есть всё для того, чтобы нормально жить… ну там образование, квартира, родные – это нужно быть совсем идиотом. А у меня и выбора-то не было.
– Выбор всегда есть, – возразил Митрий, и лишь намного позже Натка поняла, что он нарочно подначивал её, втягивал в спор, таким образом заставив рассказать о себе. Но это позже, а тогда она завелась не на шутку.
– Есть выбор, да? И какой же у меня был выбор, когда эта дрянь во мне с рождения?! Мать бухала всю дорогу, да и отец от неё не отставал. Я ещё до школы в магазин за водкой для них бегала! Таблицу умножения ещё не знала, а цену на водку да сигареты – наизусть! И сколько сдачи с какой купюры дать должны. А то не дай бог меньше принесу – мать отлупит!
– Кто ж тебе в таком возрасте водку продавал?
– Да у нас в посёлке все друг друга знали! И знали, что если мне не продадут, так мать потом сама придёт и такое там устроит! Или отец… но его не боялись, он тихий был. Выпьет и спит, выпьет и спит… а мать барагозила.
– Бабушек-дедушек не было чтоль?
– Были. Но они отвернулись от нас. Да и умерли рано, я их не помню почти. И отец умер. Мне девять лет было. Мать сразу начала мужиков домой водить, они её поили, а я…
Натка замолчала, прижавшись щекой к подушке, глядя на луч синего прожекторного света, висящий перед ней в воздухе. Митрий тоже молчал, но не в ожидании продолжения рассказа, а неловко, виновато. Потом вздохнул:
– Что ж… понятно.
Натка неожиданно разозлилась. Не на него – на себя. За свою трусость, за желание утаить правду, подменив её домыслом, который невольно должен возникнуть у слушателя после того, что она успела рассказать.
– Да ничего тебе не понятно! Думаешь, мать водила мужиков и меня им за бутылку подкладывала? Ну, она может и подложила бы, да не успела. Меня забрала её старшая сестра, тётя Валя. Добилась, чтобы мать лишили