* *
Вести дневник – задание терапевта. Очередная глупость, навязанная в реа-били-тацион-ном центре.
Мы необщительны. «Проблемы с коммуникацией в результате изоляции и специфического образа жизни» – так пишут в диагнозе. Ставь диагноз я, вместо «длительной изоляции» значилось бы «затворничество», а вместо «специфический образ жизни» – «насилие и мародерство».
Доктора жалеют нас. Смешно. Жалеть чувства выродков и насекомых, как называют нас многие люди. А мы называем себя по-прежнему – васпы.
Кажется, я впервые услышал это страшное слово в детстве.
«Не будешь слушаться – придут злые васпы и утащат в Улей».
Так говорила женщина, лица которой теперь не вспомню. Зато помню запах ее рук. Запах хлеба и молока. Помню, как она укрывала меня пуховым одеялом. А снаружи стояла ночь, и было страшно. Вдруг они уже за окном? Безликие. Серые. Пахнущие нагретой медью и сладостью.
Они приходили с севера, из зараженного Дара, и приносили беду. За ними тянулся след из пепла и трупов. Одних васпы обрекали на смерть. Других – на существование похуже смерти.
«Васпы забирают непослушных мальчишек, прячут в кокон, травят ядом и стирают память, чтобы сделать подобными себе».
Наверное, я тоже был непослушным. Женщина с ласковыми руками оказалась права, ведь именно так я стал монстром. Забыл о прошлой жизни и принял новую, полную страха и боли. Приносил смерть. Забирал неофитов, и так по кругу, на протяжении многих, многих лет.
Вот что скрывается под «специфическим образом жизни». И я захотел изменить это.
Теперь один из моих соратников мертв. И я ответственен за его смерть. Если верить докторам, лучший способ привести в порядок мысли – это поделиться ими с кем-то или записать на бумагу. Общение не мой конек. Зато пространными рапортами меня не испугаешь.
Итак.
Сегодня – второе апреля, среда.
Мое имя – Ян Вереск.
Мне тридцать три года.
И я – васпа.
2 апреля, среда. Кто убил Пола?
«Вереск» – не моя фамилия. При выходе из центра каждый васпа придумывает фамилию и возраст. Но Ян – настоящее имя. Так называли меня ребенком, так называли в Улье.
Имя – напоминание о временах, когда мы были людьми. Неофитов забирали в раннем детстве. Предполагаю, я прошел инициацию в возрасте десяти лет. Потом спал в коконе. А когда вылупился – началась новая жизнь и новый отсчет.
Раньше я не задумывался, насколько это вообще тяжело – начинать заново. Любая перемена болезненна. Но не для тех, кто прошел Дарскую школу. Отчего же сломался один из самых стойких и сильных? Не могу поверить, что Пол сдался и так бесславно сдох.
– Самоубийство, – произносит лейтенант полиции, а медэксперт брезгливо упаковывает тело в черный мешок. Васпы отвратительны людям, а все потому, что для них мы просто насекомые.
Wasp – значит «оса».
Я отхожу в сторону, в тень. Освобождаю дорогу полицейским. Вынужденные иметь дело с мертвым васпой, они не захотят столкнуться еще и с васпой живым. Я буду им противен: сутулый, белобрысый тип с небритой рожей и выбитым левым глазом, скрытым повязкой. Лейтенант косится и морщит лоб. Вспоминает, где видел меня раньше. Возможно, видел. В столице я не впервые. Три года назад меня привезли из Дара в качестве подопытного образца. Теперь васпов признали членами общества и дали второй шанс. И хотя я не единственный, кто принял новые идеалы и боролся за них, меня по-прежнему считают лидером роя. Это накладывает определенные обязательства вроде опознания тела. Но лейтенант не спрашивает моего мнения. А лучше бы спросил. Тогда я ответил бы, что не верю в самоубийство Пола.
Думаю, кто-то убил его.
3 апреля, четверг. Комендант, профессор и преторианец
…я чувствую запах, его не спутать ни с чем. Копоть и кровь. Ими пропитался воздух и кожа. В мареве фигура женщины нечеткая, как карандашный набросок.
– Господин, пощадите! Не оставляйте ребенка без матери!
Женщина ползет, ломает ногти о доски пола. Я вижу себя со стороны – сгорбленную фигуру, подсвеченную пожаром. Лицо безэмоционально и мертво, как глиняная маска.
– Где… неофит?
Одеревенелый после долгого молчания язык слушается с трудом. И жутко, что этот глухой голос тоже принадлежит мне.
Женщина плачет, целует разбитым ртом сапоги. От нее пахнет страхом. На тонкой шее пульсирует жилка. Поддень ножом и на руки выплеснется горячий фонтан. Желанный подарок тому, кто вынужден существовать в холодном и сером мире.
Мое сердце бьется в такт причитаниям. Это пьянит. Будоражит остывшую кровь. В груди разливается тепло, и сладко ноет внизу живота. Так сладко и горячо.
Я достаю нож. Лезвие заточено и надраено до блеска. Женщина воет, а я улыбаюсь. Бесстрастно. Холодно. Так умеют улыбаться только васпы.
Крики разрастаются, вплетаются в гул огня и рев вертолетных лопастей. Затем сливаются в один дребезжащий звук…
*