ни Санька с кузнечиком, ни Надюха, ни компот из ревеня решительно не интересны моему издательству. Издательству интересна гламурная, записиргованная как нерестовый лосось, журналистка Маруська, которая должна взять интервью у молодого олигарха Астахова. Олигарх Астахов немедленно полюбит Маруську, будет мечтать вечерами и задумчиво водить пальцем по стеклу офисного стеклопакета, потом его убьют, а Маруська сделает пластическую операцию и возглавит журналистское расследование. Замуж она так и не выйдет, но зато ее прадедушка на Каймановых островах умрет от старости и оставит ей в наследство все, нажитое непосильным трудом. Она возглавит медиахолдинг Астахова и разоблачит убийцу – скромную шестидесятилетнюю кадровичку Веру Степановну, которая люто ненавидела Астахова всю жизнь, начиная с его рождения…
Зато этот бред – дикий и неприличный – будут читать в поездах и самолетах. И на гонорар я куплю и подарю Саньке «Лего» про киностудию – с маленькой видеокамерой и маленькими съемочными павильонами.
Я хотел бы прошивать печатными знаками ткань жизни, но она ускользает и разъезжается, как китайский шелк под швейной иглой. Я видел. Никак не удается провести ровную строчку.
Мой приятель Серега Троицкий сообщил мне, что я похож на барышню, которая никак не может решить – то ли ей лишиться невинности немедленно, то ли сохранить ее навсегда.
– Глупый ты, Виноградов, – говорит мне старый байкер Троицкий. – Ты не врубился, что мы живем в эпоху Великого Упрощения. Гламур, корпоративные вечеринки и Пауэр Пойнт. И виртуально, и метафорически друг друга мочат старперы и пионэры, или, как говорил Каверин, младозасранцы. Я – старпер. И ты – старпер.
– Старпер, – соглашаюсь я.
Естественно. Мне тридцать один год. Я застал время, когда не было Интернета.
– Ты их пионэрскую семиотику понимаешь? – спрашивает Троицкий, с хрустом разламывая пакет с ледяными кубиками.
– Это какую?
– Ну, там – «челы», «кокс», «реал», «Паоло Коэльо»…
Он распределяет лед по бокалам и заливает его закарпатским «Саперави».
– Я знаю, что это означает, – почему-то я говорю это так, как будто признаю факт мастурбации в школьном туалете.
– Глупый ты, Виноградов, солнышко, – говорит Троицкий. – Я тоже знаю. Но не понимаю ни хрена. Зато я инсталляцию какую придумал. Смотри. Беру презерватив, наливаю в него пиво «Балтика» номер пять, прикрепляю его кнопкой к доске для презентаций… К такой пробковой, душистой, нежной, как живот щенка… Приношу из сортира употребленную страницу заранее подброшенного туда Бунина, к примеру «Антоновские яблоки», прикрепляю тоже… Потом прибиваю гвоздями полное собрание сочинений Мураками… Харуки. И заодно Рю.
– Не лень возиться? – спрашиваю я.
«Саперави» постепенно примиряет меня с миром.
– Нет. Смотри. Ко мне на прием приходит малчик лет двадцати двух. Я ему говорю: что тебе надобно, малчик? А он мне