пироге» – гостинице из самых дрянных и дешевых. Окно маленького номера выходило на улицу, где вплотную друг к дружке, без просветов, выстроились в ряд хрупкие с виду одноэтажные домики – покосившиеся, иные по самые окна погрузились в землю, зато с красочными витринами и вывесками (их уже лет десять, как снесли). По беленым стенам комнаты и по потолку вяло ползали длинные зеленые снулябии с трепещущими слюдяными крылышками в рыжих крапинках.
У Банхета все это вызывало наивный идиотский восторг – и ветхие миниатюрные магазинчики, и бурлящая внизу, на мощенной булыжником улице, людская суета, и даже присутствие докучливых насекомых в номере.
– Сколько во всем этом жизни, как это приятно и чудесно… Я хочу сказать, что у нас в Раллабе таких старинных южных улочек и таких снулябий нет, – объяснил он с извиняющейся улыбкой.
– У вас там ничего стоящего нет.
Ухмыльнувшись, Клетчаб сплюнул вниз с высоты третьего этажа. В толпу.
– Ну, зачем вы так? – с упреком спросил Банхет. – Вдруг на кого-нибудь попадет… Я никогда так не делаю.
Где уж этому ученому растяпе оценить эффектный плевок!
– А теперь смотри и слушай сюда, – потянув засаленный шнурок, Луджереф опустил скрипучие, с облупившимся лаком, жалюзи и повернулся к столу. – Посмотри, что я тебе принес. Это стоит больших денег.
Он высыпал на стол «тафларибу». Банхет брал фигурки одну за другой и подолгу рассматривал, его пальцы двигались мягко и осторожно. Тонкие бледные запястья, поросшие светлыми волосками, выглядывали из коротковатых рукавов, как у школяра, которому небогатые родители никак не соберутся купить новую форму.
Все перебрав, он взял по-кошачьи свернувшуюся нефритовую девушку.
– Эту я покупаю. Остальные – подделка. Вот эти две – позапрошлый век, искусная работа, но меня интересуют только настоящие кибадийские «тафларибу».
Да он действительно знаток!
– Чем они тебе не подлинные? – прищурился Клетчаб.
Банхет принялся перечислять признаки, явные и неявные. Этот тупак свое дело знает, просто так его не проведешь… Значит, проведем другим способом, непростым.
– Я тебе еще принесу. Поглядишь там чего… Кралечку эту, ежели берешь, уступлю за пятнадцать «лодочек».
– Каких лодочек?.. – тупак озадаченно открыл рот и приподнял жиденькие светлые брови.
– Ну, за пятнадцать тысяч. Так говорят у нас в Хасетане, – покровительственно пояснил Луджереф.
Тупак есть тупак. Хоть и ученый, а непонятливый.
Спрятав в бумажник чек, он сгреб со стола отвергнутые фигурки и распрощался, оставив Банхета восхищаться разукрашенными магазинчиками и сверкающими крылышками зеленой мошкары. Ему предстояло кое-что обмозговать и подготовить.
Вечером, завернув поужинать в «Морской бык», он застал там Банхета и Марго. Подсел к ним. Снимать эту оторву он больше не собирался (даром не надо, хорошо еще, что ничего не вывихнуто и ребра целы остались!), но хотел