чего туда смотрел? – спросил он не так уж хрипло, как раньше.
– Никуда я не смотрел, – сказал Чик, успокаиваясь оттого, что Бочо начинал волноваться.
– Нет, смотрел.
– Нет, не смотрел.
– Может, скажешь, что ты с Омаром знаком? – спросил Бочо.
Чик промолчал. Надо было, чтобы рыба получше села на крючок.
– Чего молчишь? Скажи, скажи, – насмешливо торопил его Бочо. На самом деле он начал тревожиться.
– Он мой троюродный брат, – нахально отчеканил Чик.
– Ха! – хрипло усмехнулся Бочо, думая, что поймал Чика. – Тогда почему по стене лезли?
– Потому что их дома не было, – сказал Чик, чувствуя, что Бочо сам себя загоняет в ловушку.
– А сейчас? – раздраженно просипел Бочо.
– А сейчас они дома, – сказал Чик, чувствуя, как тело его освобождается от страха, легчает.
– Ребя! – крикнул Бочо, как бы отчасти жалуясь и раздражаясь из-за того, что они его подвели. – Он говорит, что Омар его брат?!
– Не верь, не верь, – крикнул Шурик, как человек, больше всех заинтересованный в победе Бочо, – он все придумал!
– Пусть скажет, как зовут его маханю! – крикнул тот мальчик, который назвал Нику москвичкой.
– Да, – снова оживившись, прохрипел Бочо, – скажи, как зовут его маханю?
– Тетя Лариса, – сказал Чик презрительно.
– Ребя, – крикнул Бочо с отчаянной надеждой, – он говорит, тетя Лариса!
– Правильно, – мрачно подтвердили ребята.
– Правильно! – крикнула Сонька и даже подпрыгнула от радости. – Она к ним часто в гости ходит.
– Ненавижу ехидину! – крикнул Бочо и ринулся на Чика. Другого выхода у него не было.
Чик почувствовал страшный удар в скулу, голова его загудела, и он бросился в драку, как в воду. Чик слышал за спиной топанье бегущих ребят. Он и так знал, что, как только начнется драка, все прибегут. Но теперь ему ничего не было страшно. Он изо всех сил махал руками, стараясь попасть в раздваивающееся и мелькающее лицо Бочо, не чувствуя ударов, которые тот ему наносил.
Главное – стараться попасть в лицо, в которое почему-то до удивления, какое бывает во сне, трудно попасть, и оно все время расплывается, и только отовсюду смотрят темные глазищи Бочо и мелькает его лобастая стриженая голова. Иногда они сцепляются, потом расцепляются, изредка обмениваясь яростными словами:
– Получай на закуску!
– Ах, ты плашмя?!
– Вот тебе, вот тебе, головой!
Сопение, кряхтенье, тяжелое дыхание, обмен ударами и обмен впечатлениями от ударов. Но время идет, и Чик чувствует, как тяжело наливаются руки и тело, как они слабеют с какой-то непонятной быстротой, как все трудней и трудней дышать. «Неужели, – думает Чик, чувствуя, что начинает теряться, – неужели только я так устал? И почему у меня дыхание кончается, как же моя широкая грудь?»
И вдруг Бочо хватается за лоб и мгновенно выходит из круга, образованного прибежавшими ребятами. Чик ничего не понимает, у него перед глазами все покачивается, но он чувствует, что случилось