что, по каким-то загадочным причинам, в течение дня катетеры никому не требуются, но стоит тебе отправиться в дежурку ближе к утру, как весь госпиталь начинает срочно нуждаться в них. Именно в этот момент рядом нет никого, кому можно это перепоручить. Особенно поразительно то, что у сестер имеется что-то вроде шестого чувства, позволяющего безошибочно определить момент, когда ты уже разделся и собираешься натягивать пижаму, чтобы именно тогда отправить вызов на пейджер.
Очень сложно побороть ужас при приближении к постели пациента, которому требуется внутривенный катетер. Из-за того, что ставлю их ночи напролет во время дежурств, я слегка свихнулся на этой почве. В автобусах и метро, даже в магазинах, мне бросаются в глаза толстые, похожие на веревки, полнокровные вены, бегущие по чьим-то рукам, которые прямо-таки призывают меня поставить в них катетер. У меня даже возникла немного настораживающая привычка проверять кровоток в венах запястья, слегка надавливая на них, когда я обмениваюсь с кем-нибудь рукопожатием. Люди думают, что я вступил в братство масонов, но я ничего не могу с этим поделать. В голове постоянно крутится мысль: «А что если придется срочно ставить этому человеку катетер? Смогу я или нет?» Мои друзья, кроме врачей, начинают подозревать во мне маньяка, когда я обливаюсь слюной при виде их роскошных сосудов. Однако будь они со мной сейчас, в три утра, возле кровати взбешенной миссис Майлз, когда лишь этот разнесчастный «венозный доступ» отделяет меня от нескольких часов спасительного сна, они бы поняли.
Наконец, я попадаю, и мы с миссис Майлз оба вздыхаем с облегчением. В целом я доволен собой, но она, похоже, не особо мне благодарна. Уже возле дверей отделения меня окликает сестра:
– Макс, надо поставить еще катетер. Койка 16.
Подхожу к указанной койке и осторожно бужу мистера Маршалла.
– Я Макс, врач, – сообщаю ему. – Мне надо поставить вам в руку катетер, чтобы можно было вводить лекарства.
Мы обмениваемся рукопожатием, и мистер Маршалл подозрительно смотрит сначала на свою руку, а потом на меня:
– Вы масон, что ли? – спрашивает он.
Среда, 8 октября
Только вчера я, стоя на этом самом месте, разговаривал с миссис Риаз, а теперь вот свечу фонариком ей в глаз.
– Не реагирует, так ведь? – говорит медсестра с отсутствующим видом, прибирая возле постели.
– Нет, – отвечаю я, – не реагирует.
Свечу еще немного, просто чтобы убедиться.
– Да, она мертва.
Заполняю сертификат о смерти и форму для кремации и выхожу из палаты. Пейджер пищит, и я перезваниваю: отделение радиологии спрашивает, нужен ли нам все еще срочный рентген грудной клетки, который мы запросили несколько часов назад для миссис Риаз.
– Нет, – отвечаю я, – она умерла, но все равно спасибо.
Вешаю трубку и представляю себе, как сейчас ее имя где-то вычеркивают из списка: одним человеком меньше, одним свободным местом для другого больного больше. Жизнь продолжается.
Несколько часов спустя прохожу мимо ее палаты