глупцом, но это далеко ни так. Я-то его знаю лучше, чем ты, несмотря на то, что вы кузены. По совести говоря, он один из умнейших императоров Европы… Идёт сразу за тобой, – улыбнулась мужу и погладила лацкан пиджака. – У него множество талантов. Вилли виртуозно играет на скрипке, мандолине и рояле. Недурно поёт, пишет масляными красками картины-аллегории и даже дирижирует симфоническим оркестром. Не говоря уж о том, что берёт первые призы, управляя яхтой под парусами и обладает славою прекрасного стрелка… Будь с ним внимателен и осторожен. И может быть, стоит прислушаться к его советам…
– Аликс… Ну что ты говоришь?! Я тоже наслышан, что он умеет приготовить бульон и поджарить бифштекс… Но это не показатель ума. Вилли болтун, бахвал и позёр. Слышал от берлинцев такую фразу: «Наш великий и бесподобный кайзер желает быть новорождённым на всех крестинах, женихом на всех свадьбах и покойником на всех похоронах». А Сазонов рассказал мне, что недавно кайзеру представили двести премиленьких дам из Лотарингии. Вильгельм, как водится, произнёс перед ними патриотическую речь, заключив её словами к бургомистру: « Вы обязаны сделать из них хороших германских матерей, чтобы каждая родила по солдату для армии», – на что напуганный бургомистр в панике возопил: «Ваше величество! Я жизнь свою отдам за вас… Но поверьте, в мои года совершенно не под силу исполнить ваш приказ», – развеселил супругу и поцеловал её в губы. – А ты говоришь: слушай Вилли. Он, пожалуй, мне насоветует.., – развеселился сам.
По дороге в Потсдам Николай развлекал себя чтением афоризмов
Генерального штаба Германии: «Наихудшая вещь в политической жизни – апатия и душная атмосфера всеобщего мира. Продолжительный мир – это мечта, и даже не прекрасная. Война есть существенный элемент божественной системы мира».
«Недавно прочёл у Куропаткина программу действий моего отца. До этого она как-то ускользнула от внимания. В одном из пунктов сказано: «Освободить внешнюю политику от опёки иностранных держав». Вот и буду следовать этому постулату.
Прохладно, однако, – выйдя из вагона, зябко передёрнул плечами. – Да ещё статское пальто с кепкой, – мысленно поиронизировал над цивильной формой одежды. – То ли дело шинель».
Ники, как шикарно ты выглядишь в этом щёгольском пальто, – встретил его на вокзале Потсдама кайзер.
Сам он блистал гусарской парадной формой русского генерала с Андреевской лентой через плечо.
«Вот и уел меня», – расстроился Николай, крепко пожимая руку кузена – свою он успел натренировать колкой дров и плаванием на байдарке.
– Ники, сегодня отдохнём, а на завтра приглашаю поохотиться в Роминтенской пуще. Это, конечно, не твоё беловежье с зубрами, но оленей обещаю, – страдальчески сморщил лицо.
– Что с тобой, Вилли? – сочувственно произнёс Николай.
– Зуб донимает. А вырвать боюсь, – шёпотом признался кайзер. – Только не говори никому.
– Надеюсь, это не я вызвал зубную боль? – пошутил Николай.
– Как ты