сказал Леон. – Отчасти из преданности букве «Л». Отчасти потому, что при выборе между дичью и буржуазной болтологией нужно беспардонно выбирать дичь.
– Ты, очевидно, не читал глоссарий к «Трем гинеям», – сказала Мардж. – Хочешь дичи? Она называла солдат «потрахателями», слово «героизм» приравняла к «ботулизму», а слово «герой», соответственно, – к «бутылке».
– Лир? – спросил Билли. – Реально? В Стране Бредовых Фантазий живет Фантастический Бред. – Он снял очки и зажал переносицу. – Ладно, что я вам сейчас расскажу. Короче, – сказал он наконец, но обнаружил, что мысли тормозят. Леон и Мардж смотрели на него.
Билли попробовал опять. Тряхнул головой. Цокнул языком, будто что-то застряло во рту. Наконец пришлось чуть ли не проталкивать информацию сквозь зубы.
– Пропал один из… пропал наш гигантский кальмар, – произнес он с ощущением, словно пробил какую-то крышку.
– Что? – сказал Леон.
– Я не… – сказала Мардж.
– Нет, я и сам понимаю не больше вашего. – Он рассказал все, шаг за невероятным шагом.
– Пропал? Что значит «пропал»? Почему я ничего не слышал? – спросил наконец Леон.
– Не знаю. Я сам думал, что… В смысле, полиция попросила нас держать это в тайне, – упс, что же я наделал? – но я не ожидал, что это действительно сработает. Я думал, к этому моменту «Стандарт» уже напечатает отдельный выпуск.
– Может, это – как оно там называется – Уведомление «Д»?[3] – спросил Леон. – Ну знаешь, когда журналистам запрещают о чем-нибудь говорить?
Билли пожал плечами:
– Они же не смогут… Половина тургруппы небось уже весь Интернет заспамила.
– Наверняка кто-нибудь уже зарегистрировал «пропал_большой_кальмар_точка_ком», – сказала Мардж.
Билли пожал плечами:
– Может. Слушайте, когда я шел, я думал – может, не стоит… Я сам вам едва смог рассказать. Очевидно, на меня нагнали страху. Но главное тут не запреты на разглашение, главное – этот самый нюанс «совершенно невозможно».
Тем вечером, пока он возвращался домой, началась гроза – страшная, которая наполняет воздух скверным электричеством. Тучи сделали небо темно-бурым. Крыши обтекали, как писсуары.
Когда Билли вошел в квартиру в Харрингее – ровно в секунду, когда он переступил порог, – зазвонил телефон. Он уставился в окно на мокрые деревья и крыши. На крыше с другой стороны улицы вокруг какой-то задрипанной белки кружила поземка. Белка качала головой и смотрела на него.
– Алло? – сказал он. – Да, это Билли Хэрроу.
– …(неразборчиво), не торопился ты домой, блин. Ну так что, придешь, да? – сказала женщина на линии.
– Стоп, что? – Белка все еще таращилась на него. Билли показал ей средний палец и одними губами сказал: «Съеби». Отвернулся от окна и попытался не отвлекаться. – Это, простите, кто?
– Ты там чем слушаешь? Больше сам болтать горазд, чем слушать, да? Это полиция, приятель. Завтра. Уяснил?
– Полиция? – спросил он. – Мне вернуться в музей? Вы хотите…
– Нет. Участок. Твою мать, бананы из ушей