она ослушалась мать и вместо консерватории стала играть в рок-группе, как ей всегда того и хотелось?
Возможно, мрачные пророчества леди в шелковом костюме об истоптанных о земной шар башмаках и пьяных оргиях сбылись бы, она никогда не стала бы той, кем стала, и их всех оставили бы покое? Родители бы ее прокляли, лишили капитала, и лучшей мести и придумать сложно.
Тогда Анхель остался бы жив, просто потому, что не встретил бы ее, и его антрацитовые глаза манили бы своим намагниченным взглядом кого-то еще. У них родился бы сын, другой, уже не Эстебан, а возможно, и два. И ни один бы не погиб. Королевская чета ездила бы с официальными визитами и широким размахом писала мировую историю.
А так получилось, что историю написал всего один человек, и это был ее сумасшедший брат Камаль, всем известный как просто Люк. И в итоге она все равно топтала башмаками мир, с той лишь разницей, что шнурованными. Она все равно вышла замуж за гитариста, и даже от пьяных оргий Бог ее не защитил.
Она привыкла к логическому ходу вещей и считала, что в столь радикальной перемене судьбы мог быть смысл лишь в том случае, если ей была уготована участь произвести на свет короля. И она была ей уготована. Только вот короля больше нет, и все жертвы оказались напрасными.
Двадцать лет и куча человеческих жизней псу под хвост. А теперь под этот же самый хвост покатилась и ее жизнь.
Страшно ли ей было умирать? Скорее, нет. Ведь человеку, который уже умер однажды, не страшно уже ничего. Если веревочка, связывающая воздушный шарик с землей, обрывается, ему остается просто взлететь.
Жалела ли она, что фактически сама себя сдала в лапы своих палачей? Нисколько. Никому не было дано понять, что творилось в ее душе. И уж тем более никто не знал, что вдали от Патонга убийц сына все равно не найти. А так… если все, что говорят о внетелесной жизни, – правда, значит, они еще ей встретятся, и муж, и сын.
Пожалуй, здесь ее еще бы удержала маленькая Салима, но даже этот последний лучик надежды у нее отобрали. Что ей здесь делать? И чего бояться? Того, что десятки успешных спецопераций стоят дешевле одной неудачной?
Или того, что ценность человеческой жизни в Патонге – не выше ломаного гроша? Нет, ни о чем этом не стоило бы даже и думать. Жаль лишь того, что убийца ее сына будет загрязнять эфир своей отвратительной тушей, и ничего ему за это не будет.
И раз уж сейчас нужно о чем-то подумать, то тогда она подумает о том, почему в Уголовном Кодексе Патонга статей оказалось почти столько же, сколько и жителей этой прекрасной страны. Или, может быть, ей стоит подумать о том, почему на процессе, который, между прочим, был закрытым, и куда не удалось пробраться ни одной собаке из желтой прессы, присутствовал таинственный человек в черном балахоне?
Он стоял в темном углу, прислонившись к стене, почти сливаясь с ней, но глаз Амиры был все еще достаточно зорок и внимателен, чтобы увидеть его.
Черная тень всколыхнула в ней непонятные инстинкты. Был ли это тот же самый человек, который самозабвенно кружил ее в вальсе в Москве? Или это кто-то совсем