житейском море.
Земля в цвету
Вторая половина мая – сплошное цветение, парки и сады покрываются белой пеленой. Первой зацвела чёрная черёмуха: разметала благоуханные кисти, усаженные мелкими цветочками, и зовёт подруг последовать её примеру. И тотчас отозвалась сибирская яблоня, её цветение – буйное и щедрое торжество, пик весны. Крупные цветы возносятся снежной пеной над землёй и полностью скрывают молодую зелень. Нераскрытые бутоны розового оттенка чередуются с кружевной белизной нежных венчиков, ветер колышет отяжелевшие кроны и несёт волны сладостного аромата. И уже через неделю опадающие дождём лепестки усыпают чистым пологом и траву и почву: даже наступать как-то неловко.
Яблоня отцветает, а на смену торопится рябина и красная черёмуха. Бледные соцветия рябины источают горько-миндальный запах и оттеняют ажурную красоту тонких перистых листьев. Хороша и красная черёмуха, более изысканная, чем её обыкновенная сестра. Однако не они приковывают взор в конце мая – это сиреневые костры. Разных оттенков, величины, запахов, сиреневое пламя полыхает под весенним солнцем и смягчает человеческое сердце, разгоняет тоску, вызывает прилив бодрости и оптимизма.
Только царственная яблоня может сравниться с красотой и силой сиреневого цвета, они закрывают весну и открывают плодоносное лето. Рядом с сиреневым великолепием боярышник не потерялся, напротив, выделяется своеобразной посадкой: белые щитки, как голуби, расселись на зелени зубчатых резных листьев. Соцветия боярышника не столько привлекают, сколько отпугивают малоприятным запахом. Их ценность в другом: не аромат, а лечебные свойства. На очереди шиповник, тополь, акация, липа… Но это уже настоящее лето.
Проглядел и не понял
Известный тележурналист Л. Парфёнов дал интервью по поводу вышедших томов своего книжного проекта «Намедни. Наша эра». Они представляют советскую эпоху 1961—1980 гг. Книги сделаны журналистом, это бросается сразу: ярко, изобретательно, динамично, в рекламном стиле – почти 500 иллюстраций в каждом томе. Иллюстрации не подделаешь. Они-то и являются главным достоинством томов, по ним можно составить более-менее верное представление о советской жизни тем, кто её не помнит и не видел. По картинкам, но не по тексту, если он написан в духе основного вывода Парфёнова: «До чего этот строй довёл страну. Столько жертв, столько крови, столько лжи и потерянного времени».
Сколько ему? Если 40, то простительно: сложился вне СССР. Если 50, то многое проглядел и не понял, даже имея перед глазами такую богатую фотоколлекцию. Правда, от журналиста требовать объективности бессмысленно, ведь он не исследует – он показывает. Ну, тогда и не замахивайся на выводы, не бери на себя больше, чем положено, а сделай жирную оговорку: так мне кажется, так я думаю. Потому что между тем, что кажется и тем, что б ы л о – дистанция вполне заметная. Парфёнов придерживается навязанной