обратно домой по канавам с палочкой, всё думал: «И что это ты, оставленный без последней капли, такой совсем негрустный? Кто ж тебя, хромая нога, приучил радоваться неудаче?» И притопал он со мной домой вместе, мой ответ самому себе: «А ты забыл уже его, весёлого и солнечного дядьку… забыл про «Кратер Эршота»… Да, общий взгляд на солнце моя любимая космическая чужая бабушка из Пятигорска привила мне ещё в пять лет, но не огорчаться пятнами на нём – этот подвиг достался уже другому необыкновенному человеку.
Вот, кто ни читал «Кратер Эршота»? Странно, мне было где-то десять лет, а мы в общей палате в областной больнице читали её вслух, по ночам, тайно, как самиздат. Мне было уже пятьдесят семь, и за четыре месяца до смерти отца в его письменном столе я случайно наткнулся опять на «Кратер Эршота», в самиздатовском варианте!.. С ума не сошёл, но ничего не понял я в этой вселенной: книга же детская, а через полвека в столе – опять её самиздат!..
А детская память, уверен, не ошибается в главном. Но первая загадка: в палате лежали и взрослые, и дети, то есть я. И мужики, и женщины. Читал вслух-то чаще всего женский голос, и переживающие вздохи были женские. Вторая загадка: с подбитым глазом из рогатки отлёживался только я, все другие лечились от чего-то другого, но с глазами у них всё было лучше, чем у здоровых. Читали по очереди, и женщины, и мужики. Я не читал. Я слушал. И то – под одеялом. Потому что после тайного ночного чтения начиналось главное – «взрослые» разговоры. А если бы хоть раз «засветился» – ни про кратер Эршота, ни взрослых тайн я бы не узнал. Сопел в восемь дырок! «Кратер Эршота», йес оф коз, великая книга, но разговоры «про это» – величина, вообще, неизмеримая!
Эта великая книга почему-то своими бедными мамонтами всех взрослых дядей и тёть прямо-таки толкала на взрослые темы. Всё по «полкам» до мелочей – и я не краснел! И только потому, что среди нашего постоянного контингента в нашей общей палате оказался он – равный философам греческой древности – великий и задорный пересмешник нашего настоящего. Понятно, взрослыми для меня были тогда и двадцатилетние, раз «Кратер Эршота» не давал им спать, а тридцатилетние и сорокалетние – так совсем казались дедами.
Вот то был мужик! Про всё на свете гутарил без запятой, ясно, смешно, без всякой грязи, про всё – от древних мамонтов до взрослых шуток про ночи в Сочи. Ещё в восемь лет я лез в драку, когда мне сообщали, что я родился из живота мамы! В девять лет сочинял похабные письма о наших дворовых Ромео и Джульеттах, а через год, после «Кратера Эршота», уже бродил по круглым камням нашей горной реки и думал о будущей моей жене!
Конечно, дядька был хитрый и мудрющий, и, наверно, знал, что малец под одеялом притворяется спящим, но спуска остроте темам не давал и грязные мыслишки на соседних кроватях топил как котят. И в палате был свет. Понятно, раз читали. Но и в разговорах «про взрослую жизнь» свет не выключался. Никто не входил, никто не выходил. Всех