не советую – ветер вон какой, не дай-то бог, что там будет… —
Врач Ива Григорьевич, которого всё еще знобило, давно занимался печкой. Ветер доставал и до печной трубы, даже дверка всё время открывалась, выталкивая в комнату едкий дым. Даже висячая лампочка над столом качалась и мигала. Галя Степанова забилась в уголок на лавочку возле печи и украдкой вытирала слезившиеся от дыма глаза. Она боялась, что подумают, будто она плачет… Впрочем, ей действительно хотелось заплакать – она чувствовала себя одинокой, беспомощной, и все эти люди вели себя так, будто она не существует вовсе… Майору Аршинкину опять стало плохо, и он выбежал из дома. Вслед ему рыжий Загунский сказал: «Коренной латыш – без Риги жить не может… – он успел познакомиться с майором еще до посадки на самолёт в аэропорту. – Побежал свою Ригу искать…» – пытался пошутить «лесовик».
Его шутку никто не поддержал. Хихикнул только молодой радист Костя, примостившийся возле окошка и поглядывающий на самолёт, все-таки желающий уговорить первого пилота, когда стихнет ветер, чтобы ночевать на креслах «как цари».
Сидевший на корточках перед печкой Иван Григорьевич сказал: «Это от человека не зависит. Природа!..».
– Точно, – подтвердил Лужин. – В Арктике у нас был летчик. Хороший летчик! Дай бог каждому так знать и чувствовать машину… Так он в полёты ведро с собой брал. Вот как природа над человеком пошутила! —
– Небось сумел обмануть все медицинские комиссии… – улыбнулся Иван Григорьевич, и сев рядом с Лужиным продолжил – А это уже воля человека. Тоже великая сила. Другой раз она посильней природы будет. Вот был у меня пациент, очень ценный партийный работник, страдал алкоголизмом – чего уж хуже. Наследственность у него была такая что ли? Как запьет – дым коромыслом. Лечили мы его и гипнозом, и сном. Уколы делали. Подержится, подержится – и опять за своё… Вызывает меня как-то секретарь горкома партии, спрашивает: «Можете вы его вылечить, наконец, или человека в архив сдавать?» Я ему говорю: «Делали всё, что могли, – не помогает». Секретарь очень рассердился. «Никуда, говорит, ваша медицина не годится, если не можете человека от баловства вылечить! Ладно, говорит, мы его сами лечить будем, мы на бюро обсудим эту наследственность!..» И обсудили… Что же вы думаете? Третий год человек не пьет. Встречаю его недавно в театре, смеётся: «Не туда, говорит, вы мне уколы делали, до совести не проникало». Вот вам и природа вместе с медициной, – закончил, смеясь, Иван Григорьевич.
Тут Сергей Фомич, понял, что у печи сидит врач, и начал вести себя странно: то тяжело вздыхал, глядя в окно, то вдруг начинал бродить по избе, ставшей такой тесной, что натыкался на всех. – Он недолго ходил из угла в угол, не сводя глаз с Ивана Григорьевича.
Разговор поддержал директор лесхоза Загунский:
– Да что там говорить, воля человека – это всё! Вот у меня случай был в прошлом году. На сплаве у нас. Лес ведь, он сам к реке не побежит. Его надо сперва свалить. Потом каждое бревно требует