малайзийскому народу в его развитии…
– А она успела увидеть город из окна твоей тачки? И понять, кто кому будет помогать?
– А знаешь, что это такое – русские европейцы? Они видят и зажмуриваются. Потому что этого всего не может быть. Небоскребы, монорельс по джалану Султана Исмаила, «Мерседесы» – этого здесь не может быть, здесь же Азия, а поэтому тут только грязь. Так что – европейский выбор, никакого другого.
– Ну что ты хочешь от дуры – она же не наша, ее кафедра – романо-германская, а малайзийцы простят.
– Они и простили, за МАКи что угодно можно простить. Вытерпеть и смириться. Доброта их погубит. И затяжное терпение.
– Не любишь ты малайзийцев.
– Мне здесь платят не за то, чтобы я любил малайзийцев. А за то, чтобы я их правильно понимал. Так вот, они Машке заранее все простили. Но не простил Коля. Коля Федорчук.
– Ах, он же тоже здесь. А что ж ты…
– Да он сейчас в Москве, все тот же контракт высиживает. Конечно, я бы его позвал, будь он здесь. Так вот, он как раз частично подчиняется тому министерству, где Машка. Так что, строго говоря, пас ее он, а я так, сбоку болтался, из общегуманных соображений. Итак, нужная бумажка – предконтракт – подписана в первый же день, чтобы без риска. Второй день – свободный. Познать страну. А третий – довольно серьезные встречи, но уже как бы вообще поговорить.
– О европейском выборе.
– Вот Коля Федорчук и понял вдруг, что вот этого… если она хоть раз что-то ляпнет… Скажем, про мусульманский экстремизм. И устроил гадкую штуку. Чтобы третьего дня программы у Машки вообще не было. Так, а вот и гвоздь нашей программы. Айсбайн по-хаккоски.
Поросячья ножка была невелика, поросенок, видимо, попался юный и нежный. Я смотрел на это произведение с удивлением. Хрустящая корочка небольших кусочков, ни капли жира, но множество желеобразной внутренности, нежнейшее мясо… Как они это сделали? Наверняка, как это водится у китайцев, – просто.
– Юрик, а поросята – они как, они ведь посуху ходят?
– Ни-ко-гда!
Пауза, счастливая пауза. Я поднял глаза к небу. Мы помещались как бы на дне впадины – там был сам ресторан, с двориком, где мигали гирлянды огоньков, раскачивались пальмы над черепичными крышами, а выше нависали громады небоскребов. Только что построенный «Новотель», два корпуса «Принца», многоэтажный жилой «Пенанг» – и выше их всех две гигантские остроконечные башни «Петронас», залитые белым ослепительным светом, как расплавленное чешуйчатое серебро.
– Что он сделал, этот несчастный Федорчук?
– Ну ты его знаешь. Он размялся еще в Машкином отеле, куда повел ее на ланч. Буфет. Стоит блюдо с бананами, возле него табличка: джамбу. Это он хотел ей наглядно объяснить, что в Малайзии все не так, как кажется.
– Не понял. А сами-то джамбу были?
– Естественно, дорогой сэр. Блюдо подальше. Спелые такие, красные колокольчики. Он просто поменял таблички.
– Что он дальше сделал, этот гад?
– Он повел Машку, и меня пригласил, на джалан Алор.
– Жестоко.