показывает, что реже всего вступают в брак представители двух прослоек общества – молочники и светские фотографы: молочники видят женщин слишком рано поутру, а светские фотографы проводят дни в столь однообразной атмосфере изысканной женской красоты, что становятся пресыщенными мизантропами. В мире нет тружеников, которым я сочувствовал бы больше, чем светским фотографам. Тем не менее – и в этом заключена ирония, которая заставляет чуткого человека колебаться между сардоническим смехом и слезами жалости, – тем не менее каждый юноша, выбравший профессию фотографа, мечтает в один прекрасный день стать именно светским фотографом.
Видите ли, в начале своей карьеры молодой фотограф вынужден иметь дело с химерами рода человеческого, и у него расстраиваются нервы.
– Ну почему, почему, – помнится, вопрошал мой кузен Кларенс после первого года такой работы, – почему эти изъяны природы жаждут фотографироваться? Почему люди с лицами, которые они, казалось бы, должны старательно скрывать, желают красоваться на этажерках и в альбомах? Я начинал с таким пылом, с таким энтузиазмом! А теперь моя душа гибнет. Не далее как нынче утром мэр Тутинг-Иста приезжал договориться о фотографии. Он приедет завтра днем, чтобы его запечатлели в треуголке и мантии при всех регалиях. И человеку, желающему сохранить для вечности такую физиономию, найти оправдание невозможно. Как бы я хотел быть одним из тех, кто работает с кабинетным форматом и снимает только красивых женщин.
Его мечта сбылась скорее, чем он мог вообразить. Не прошло и недели, как великий процесс, создавший судебный прецедент – иск Бриггса к Муллинеру, – вознес моего кузена Кларенса из захудалого ателье в Западном Кенсингтоне на вершину славы как самого знаменитого лондонского фотографа.
Возможно, вы помните этот процесс? А предшествовали ему, вкратце, следующие события.
Достопочтенный Хорейшо Бриггс, кавалер ордена Британской империи, новоизбранный мэр Тутинг-Иста, вышел из такси у дверей ателье Кларенса Муллинера в четыре часа десять минут семнадцатого июня. В четыре часа одиннадцать минут он вошел в эту дверь, а в четыре часа шестнадцать с половиной минут свидетели видели, как он вылетел из окна второго этажа с энергичной помощью моего кузена, который подталкивал его сзади в брюки острым концом фотографической треноги. Очевидцы свидетельствовали, что лицо Кларенса было искажено нечеловеческой яростью.
Естественно, этим все закончиться не могло. Неделю спустя был предъявлен иск Бриггса к Муллинеру, причем истец настаивал на компенсации в размере десяти тысяч фунтов и пары новых брюк. Сперва все, казалось, складывалось для Кларенса хуже некуда.
Однако речь сэра Джозефа Боджера, представителя ответчика, именитого адвоката, перетянула чашу весов.
– Я, – сказал сэр Джозеф, – обращаясь к присяжным на второй день процесса, – не собираюсь опровергать обвинения, выдвинутые против моего клиента. Мы признаем, что семнадцатого числа настоящего месяца мы действительно укололи истца нашей треногой, причем сделали это способом, могущим стать причиной душевной тревоги и подавленного состояния. Однако, джентльмены, мы настаиваем на правомерности