в 1977 году, когда моя раскидистая как береза жизнь мотала меня свежими ветрами великих рек по заповедным краям Руси.
Я с горем пополам, с вопросами к ранним прохожим, пробился по узеньким улочкам мимо раскрашенных в разные веселые цвета домов и домишек к исполкому. Возле него стояло три грузовых машины, «волга» и мотоцикл Владимира Андреича. Он, похоже, увидел меня из окна и тут же вышел с такой же коротенькой папироской в зубах, какую я уже видел у шофера автобуса.
– А что это за папиросы? – спросил я, не поздоровавшись.– Странные. Не видел таких.
– Так «Север» же!– Андреич пожал мне руку. – У нас все поочти его курят. Бело-омор хуже. Соолоомой отдаёт. А эти целиком из хо-орошего дуката, без примесей.
Поехали. За два часа мы съездили на завод печатных пряников, похожих издали на книжки одного цвета. Собрался в цехе весь коллектив. Корреспонденты местные, видно, любили и завод, и пряники. Мне дали съесть один с тисненным поверху рисунком. На картине пряничной была церквушка небольшая в орнаменте из витых лент с надписями. Рисунок был рифленый и напоминал барельеф. Не читая надписи, я лихо сметал пряник, хотя размером он был с мой институтский диплом, но раз в пять толще. Глядя на мою довольную рожу, пряничных дел мастера дружно и громко засмеялись. И дали здоровенный стакан малинового компота. Запить пряник.
– Ну, как продукт? – весело спросил Андреич, когда прянику пришел конец.
Когда я промычал, дожевывая, что-то восторженное и поднял сразу два больших пальца вверх, все снова радостно заулыбались.
– Вся Россия ест наши пряники, – похвастался директор заводика. – Туляки ещё лепят да пекут. Но…
Он сделал комичную гримасу, выражающую чуть ли не сарказм.
– Ну, правильно, – подумал я цитатой из Ильфа и Петрова, и глотнул остаток компота. – Разве «Нимфа» кисть даёт, туды её в качель.
– Пойдем, покажу как мы их печем-печатаем, да разные росписи по пряникам посмотришь. Заодно и технологию расскажу.
За два часа я всё отснял, всё, что надо записал в блокнот, после чего мне пряниками забили весь портфель и дали ещё бумажную сумочку с веревочками. Внутри лежал толстый как «Война и мир» экземпляр, который я должен был поставить на видное место дома как скульптуру. Потом его можно было съесть хоть через год. Городецкие пряники не сохнут вообще.
Не описываю нежное дружеское расставание с коллективом. Места мало.
Потом по графику мы поехали на фабрику прялок. Надо было снять как можно больше красивых росписей по основанию прялки и записать беседу с главным инженером, который сам придумал лет двадцать назад какую-то хитрую и мощную технологию их изготовления без гвоздей и клея. На клиньях. Служить такая прялка должна была минимум пяти поколениям. Этим всем я насладился по уши за полтора часа. Роспись была не похожа ни на какую из известных мне до этого. Она имела золотисто-красно-желто- черный рисунок, напоминавший