бородатого. Они старались казаться спокойными и уверенными, но голоса их слегка подрагивали и вели они себя заметно нервно. Ведь для них самих картина расстрела была неожиданной, невиданной ими доселе, а потому неестественной и пугающей.
Но женщина не слышала их. Не стрельба так испугала ее, и не страшный вид этих бородатых людей, и даже не то, что они находились в ее дворе, бряцая оружием, суетясь и горланя. Сейчас это уже ее не страшило. Они не знали, что сердце ее и душу рвало сейчас на части осознание того, что именно она стала невольной виновницей убийства этого молодого лейтенанта. Это она показала им, где он прячется. Это из-за нее его убили. И теперь она не могла себе этого простить.
И не только в гибели лейтенанта винила она себя. Она была матерью, и не кто иной, как она понимала, что для любой матери потеря ребенка – великое горе. И сейчас виной чьему-то горю стала она. Она нанесла рану в сердце матери убитого лейтенанта, и эта рана не заживет уже никогда.
Стоящие до этого в одну шеренгу бойцы теперь испуганно сбились в кучу, плотнее прижавшись друг к другу, и замерли. Все старались смотреть куда угодно, лишь бы не видеть тело убитого лейтенанта.
Еще несколько мгновений назад он был их командиром. А сейчас он лежал мертвый, истекающий кровью. Бледное, по-детски маленькое лицо, разбросанные в стороны худые ноги в широких, испачканных пылью штанах, скрюченные кисти рук. Он выглядел таким жалким и несчастным, что от жалости к нему и, наверное, от жалости к самому себе, глядя на него, «Замок» расплакался. Он плакал тихо, почти беззвучно, как ребенок, трясся подбородком. Слезы текли по его лицу, капали на грудь. Он даже не вытирал их. Может, не замечал их, может, стыдился их, а может, просто боялся пошевелиться.
Никто из бойцов не смел пошевелиться. Неожиданное и молниеносное убийство их командира ввело всех в ступор. Нервно подрагивая коленями, опустив вниз головы, они как будто чувствовали на себе какую-то вину.
Какую? И что теперь будет с остальными? Убьют или оставят в живых? Умирать не хотелось никому. А вид смерти и страх перед ней уже начинал их парализовывать.
Боевики ликовали, они явно радовались так легко доставшейся победе. Ведь даже не пришлось решать, кому из них придется лезть в подвал, рискуя жизнью. Бойцы могли не сдаться и открыть по ним огонь. Они могли даже решиться подорвать себя гранатами. Ведь многие из них часто именно так и делали.
Что тогда? Залезть в этот погреб и сдохнуть там под пулями «федералов»? Этого делать никому из боевиков явно не хотелось. А так все случилось быстро и легко. Никто из бандитов не ожидал такого исхода.
«Да здравствует слабый дух врага!»
Бритоголовый сжал челюсти и, не отводя глаз, смотрел на убитого лейтенанта. Желваки бешено бегали по его скулам: «Дурак, лейтенант. Нельзя было им верить. Теперь всех убьют, – он сквозь прищур глаз с пренебрежением и сожалением обвел взглядом своих товарищей – сопляки!»
Испуганный, затравленный вид бойцов бесил его. Он ненавидел себя за то, что поддался