бороды.
Все они были в хорошей иностранной форме, в новой обуви, в каких-то крутых разгрузочных жилетах. У бойцов таких не было. Даже у своих офицеров они не видели подобной экипировки.
Сквозь толпу глазеющих на бойцов джигитов протиснулся высокий бородач.
Он подошел к бойцам. Посмотрел на них, молча и как-то по-звериному оскалился. Постояв возле бойцов некоторое время, о чем-то думая, он что-то объяснил «джигитам». Бойцы не расслышали, что именно он говорил.
«Джигиты» после слов бородача зашумели, заулыбались, словно обрадовались какому-то радостному известию. А затем схватили бойцов и поволокли их в сторону.
Сопротивляться никто и не думал. Будь что будет. А как тут сопротивляться, если вокруг несколько сотен до зубов вооруженных боевиков? «Сразу не убили. Может и вовсе убивать не станут», – кое у кого эта мысль породила несмелую надежду остаться в живых.
Бойцов сбили с ног и положили лицом вниз на землю. Уложили всех ровно, в одну шеренгу, как в строю, головой в одну сторону. В сторону Мекки. Разве могли догадаться бойцы, что это значило для них?
…Осеннее небо висело низко, ниже гор, казалось, прямо над дрожащей спиной. Мокрая от пота майка прилипла к ней, и от этого еще сильнее знобило. От неба уже веяло сыростью и прохладой, но земля была еще теплой и ласковой, и от этого она казалась была такой родной и желанной, прямо как мамина постель в детстве. И как мама в детстве, земля сейчас представлялась единственным укрытием и спасением. Хотелось зарыться в её тепло, накрыться ею с головой, как одеялом, и затаиться. Спрятаться от всего страшного, неизвестного и поэтому ещё более пугающего, от всего того, что происходит сейчас вокруг. От этого кошмара, лежащего тяжелым леденящим камнем в солнечном сплетении, холода, который вязко разлился по груди, животу, плечам и заставлял дрожать все тело. Колени, локти, кисти рук мелко тряслись, стучали о землю и, как ни старайся, их уже невозможно было унять. Они сами по себе, они уже чьи-то чужие, неподвластные ему. Да и сам он уже не принадлежал себе.
Страх. Дикий, животный страх поразил весь его организм. Уничтожил само его «Я», раздавил, размазал тело по этой земле. Такой чужой для него земле, но в которую ему сейчас страшно хотелось спрятаться. Челюсть его тряслась, и противно стучали зубы. В паху вдруг стало тепло. Это от страха опорожнился мочевой пузырь и неожиданным теплом увлажнились его бедра. Но через несколько секунд мокрые ноги опять начинают мерзнуть.
Незаметно подкрался сентябрьский вечер. Уже начало веять вечерней прохладой. Ему становилось холодно. Холодно на этой чужой земле, в этом охватившем его ужасе.
Неужели это происходит с ним? Неужели это он, такой жалкий, серый, в парящих от остывающей мочи брюках лежит здесь, на этой твердой и уже прохладной осенней земле, дрожа от неописуемого ужаса, как от холода?
«Нет, не может быть! Это не я! Это все происходит не со мной!!! Это кто-то другой. Господи, пусть это будет кто-то другой! Не я, только не я! Я, наверное, сплю, и мне это только снится?» – он пытался заставить