но он отделяет себя от мысли, чтобы защитить себя, чтобы продлить свое существование. Поэтому мыслитель постоянно вырабатывает мысль, которая непрестанно преобразуется и меняется.
Он помолчал.
– Отделен ли мыслитель от мысли? – Кришнаджи делал продолжительные паузы между предложениями, словно бы для того, чтобы слова его могли пройти как можно дальше вперед и вглубь. – Устраните мысль, и где будет мыслитель? Вы обнаружите, что мыслителя нет. Поэтому, когда вы доводите любую мысль до конца, хорошего или плохого, – а сделать это чрезвычайно трудно, – ум замедляется. Чтобы понять «я», нужно пронаблюдать это самое «я» в действии, что возможно лишь тогда, когда ум замедляется, а это осуществимо лишь в том случае, если вы доводите каждую возникающую мысль до самого ее конца. И тогда вы увидите, что все ваши проклятия, желания, ревность и зависть – все это полностью обнажается перед лицом сознания, пустого и абсолютно безмолвного.
В результате того, что я слушала Кришнаджи в течение последнего месяца, мой ум стал пластичнее. Его наслоения утратили свой рисунок и твердость. Я спросила:
– Но если сознание наполнено предрассудками, желаниями и воспоминаниями, может ли оно тогда постичь мысль?
– Нет, – был ответ, – ибо оно постоянно руководствуется мыслью в своей деятельности: бежит от нее или опирается на нее, – он снова погрузился в молчание. – Если следовать за мыслью до ее завершения, вы увидите, что в ее конце – тишина. Оттуда начинается обновление. Рождающаяся из этой тишины мысль уже не движима желанием, она возникает из состояния, не замутненного воспоминаниями.
Но, опять таки, если мысль, рожденная таким образом, не завершена, от нее остается некий остаток. Тогда обновления нет, и ум снова оказывается в плену у сознания, которое есть воспоминание, пребывающее в плену у прошлого – у вчерашнего дня. Каждая мысль, одна за другой, представляет собой вчерашний день – нечто нереальное.
Новый подход заключается в том, чтобы завершить время, – заключил Кришнаджи. Я не поняла этих слов, но они продолжали звучать во мне и после того, как встреча завершилась.
Мы с Нандини иногда брали Кришнаджи с собой, когда ездили кататься в Висячие Сады в Малабар-Хилл или на пляж Уорли. Иногда мы совершали с ним и пешие прогулки, но нам было сложно поспевать за его широким шагом. А иногда он уходил погулять один на часок и по возвращении казался нам незнакомцем. Во время совместных прогулок он порой рассказывал нам о своей молодости, о жизни в Теософском обществе и о днях, проведенных в Охае (Калифорния). Он рассказывал о своем брате Нитье, о своих приятелях Раджагопале и Розалин и о школе «Счастливая долина». Часто, когда Кришнаджи рассказывал о прошлом, память его была точна и безошибочна. В иные моменты прошлое скрывалось в сумраке, и он говорил, что не может вспомнить что-то. Он много улыбался, смех его был глубоким и звонким. Он рассказывал смешные истории, расспрашивал у нас о детстве и юности. А еще он говорил об Индии, с живым