А потом мальчик слушает, как он пьет его – с эдаким тошнотворным хлюпаньем и причмокиванием, с каким старики едят свою похлебку. Вы только представьте…
Так продолжалось вплоть до сегодняшнего дня, когда мальчика отпустили из школы пораньше из-за снежной бури.
– Тимми сказал, что отправился прямиком домой, – продолжил повествование Генри. – Света в подъезде не было, паренек утверждает, что отец, должно быть, выбрался ночью на площадку и специально разбил лампочку. Так что Тимми пришлось пробираться к двери на ощупь. И вдруг он услышал за дверью какой-то странный шорох и возню. И тут в голову ему пришло, что ведь он и понятия не имеет о том, чем занимается Ричи в его отсутствие. На протяжении почти целого месяца он видел его только сидящим в кресле, а ведь человек должен и спать ложиться, и в ванную заходить хотя бы время от времени.
В дверь был врезан глазок, а изнутри находилась маленькая круглая задвижка, которой можно было бы его закрыть, но, поселившись в этом доме, они ни разу ею не пользовались. И вот паренек тихонько подкрался к двери и… посмотрел в глазок.
К этому времени мы уже подошли к лестнице у входа, и дом нависал над нами всем своим огромным безобразным ликом с двумя темными окнами на третьем этаже вместо глазниц. Я специально взглянул еще раз – убедиться, что в окнах черно, как в колодце. Так бывает, когда их завешивают одеялами или же закрашивают темной краской стекла.
– С минуту глаза мальчика привыкали к темноте. А затем вдруг он увидел громадный серый обрубок, вовсе не похожий на человека. Обрубок полз по полу, оставляя за собой серый слизистый след. А потом вдруг протянул нечто серое змееобразное – кажется, то была рука – и вырвал из стены доску. И вытащил кошку… – И тут Генри на секунду умолк. Берти похлопывал рукой об руку, на улице было чертовски холодно, но ни один из нас не спешил подниматься к входной двери. – Дохлую кошку, – уточнил Генри, – уже давно разложившуюся. Мальчик сказал, что ее всю раздуло… и что по ней ползали такие мелкие белые…
– Хватит! Ради Бога, замолчи! – не выдержал Берти.
– А потом отец стал ее жрать.
Я попытался сглотнуть ставший поперек горла ком.
– Ну и тогда Тимми оторвался от глазка, – тихо закончил Генри, – и бросился бежать.
– Думаю, мне там делать нечего, – сказал Берти. – Вы как хотите, а я не пойду.
Генри молчал, лишь переводил взгляд с Берти на меня.
– Думаю, пойти все же придется, – сказал я. – Тем более что у нас пиво для Ричи.
Берти не произнес ни слова. И вот мы поднялись по ступенькам и вошли в подъезд. И я тут же учуял запах.
Известно ли вам, как пахнет летом на заводе, где изготовляют сидр? Нет, запах яблок присутствует там всегда, но осенью он еще ничего, потому как яблоки свежие и пахнут остро – так, что шибает в нос. А вот летом запах совсем другой, жутко противный. Примерно так же пахло и здесь, только, наверное, еще противнее.
Холл внизу освещала всего лишь одна лампочка, желтоватая и тусклая, заключенная в плафон из стекла «с изморозью». Она