и остальными – взять еще горячего шоколада и смешать его с виски. Это мой шанс.
– Привет, – говорю я, подходя к Джемме. Жар от костра щиплет мне нос и щеки. Джемма смотрит на меня, улыбается и щелчком отправляет сигарету в костер. Она знает, что я ненавижу табачный дым. – Можно с тобой поговорить? – спрашиваю я, стараясь придать голосу встревоженные интонации, чтобы дать ей понять: речь пойдет о чем-то важном и личном.
– Конечно, – небрежно и почти беспечно отвечает она.
– Я довольно давно хотела об этом сказать… – Я медлю, пытаясь принять неуверенную, беспокойную позу – так, чтобы Джемма видела это. Но она смотрит на меня, озадаченно щуря черные глаза.
– С тобой всё в порядке?
– Наверное. – Делаю паузу ради пущего эффекта и пинаю носком ботинка комок смерзшейся земли. – Я волнуюсь за Руби.
Джемма любит драмы; в конце концов, ее основное направление – сценическое искусство. И на сцене, и вне сцены она склонна к драматическому поведению.
– Она ведет себя очень странно, – начинаю я, тщательно подбирая слова. – Не хочу говорить ни о ком плохо, но в последнее время Руби какая-то злая; понимаешь, о чем я?
В глазах Джеммы вспыхивает огонек осознания. Я знаю: она понимает, что я имею в виду. Руби нарычала на нее на прошлой неделе, когда мы ехали на гору Баттернат, чтобы покататься на лыжах. В итоге, когда GPS потерял сигнал, мы ехали двадцать минут не в ту сторону. Джемма твердила, что мы пропустили нужный поворот, но Руби отказалась возвращаться. Я ничего тогда не сказала, хотя отлично знала, что Джемма права. Когда навигатор снова заработал и велел нам развернуться, Джемма предложила помочь Руби с ориентировкой на местности. И та холодным злобным тоном ответила: «О боже, ну, извини. Если ты так хорошо знаешь дорогу, может, отвезешь нас домой?» Только вот раскаяния в ее голосе не было ни капли. После этого мы включили радио и в конце концов добрались до горы.
Сейчас я сосредотачиваю внимание на Джемме, надеясь, что смогу ткнуть в нужные точки.
– У меня такое ощущение, что Джон собирается порвать с ней. Она в последнее время стала отстраненной и вечно с кем-то флиртует – с другими парнями… И он это видит. Мне его жалко.
Глаза Джеммы становятся чуть больше.
– В любом случае, – продолжаю я, – если они расстанутся, то до самого выпуска она останется в дурацком положении, и все в нашей компании примут чью-нибудь сторону, ее или Джона, и это окажется жутко неловко. Я имею в виду – мы же живем в одном доме, все шестеро… И куда нам деваться друг от друга?
– Да, верно, – соглашается Джемма. Она смотрит на свои пальцы, принимается изучать обкусанные ногти, крепко сжимает в кулаках край полотенца. Ветер меняет направление; пепел кружится вокруг нас, полотенца хлопают, пытаясь улететь.
– Не знаю, – говорю я. – Не думаю, что он станет обманывать ее или что-нибудь в этом духе, но если что-то и произойдет, то, скорее всего, именно сегодня. Я имею в виду, он дальше не станет терпеть,