folk and friends are now an alien throng
To which he struggles vainly to belong.
XXXII. Отчуждение
Не уходил он плотью никогда,
Рассвет его в постели заставал,
Но еженощно дух его летал
К мирам, где нет земного ни следа.
Он Йаддит зрел, не тронувшись умом,
И в Гурской области не встретил смерть,
Вдруг флейты зов вселенной круговерть
Пронзил из бездн в безмолвии ночном.
Он будто постарел с тех самых пор,
И видится ему весь мир иным.
Вокруг предметы плавают, что дым —
Лишь плана большего фантомный вздор.
Семья, друзья ему теперь чужды,
Не может быть он частью их среды.
XXXIII. Harbour Whistles
Over old roofs and past decaying spires
The harbour whistles chant all through the night;
Throats from strange ports, and beaches far and white,
And fabulous oceans, ranged in motley choirs.
Each to the other alien and unknown,
Yet all, by some obscurely focussed force
From brooding gulfs beyond the Zodiac’s course,
Fused into one mysterious cosmic drone.
Through shadowy dreams they send a marching line
Of still more shadowy shapes and hints and views;
Echoes from outer voids, and subtle clues
To things which they themselves cannot define.
And always in that chorus, faintly blent,
We catch some notes no earth-ship ever sent.
XXXIII. Портовые гудки
Над крышами, одна другой старей,
Всю ночь звучит из порта песнь гудков;
В том хоре голоса седых брегов,
Чужих причалов, сказочных морей.
Хоть каждый с остальными незнаком,
Но под влияньем наведенных сил
Из хмурых бездн, что Зодиак сокрыл,
Слились все в гуле космоса одном.
Туманом снов они пускают строй
Неясных форм, намеков и картин,
Отзвучий пустоты вовне, причин
Вещей, самим что не постичь порой.
И в этом хоре слышим мы всегда
Те звуки, что не шлют с Земли суда.
XXXIV. Recapture
The way led down a dark, half-wooded heath
Where moss-grey boulders humped above the mould,
And curious drops, disquieting and cold,
Sprayed up from unseen streams in gulfs beneath.
There was no wind, nor any trace of sound
In puzzling shrub, or alien-featured tree,
Nor any view before – till suddenly,
Straight in my path, I saw a monstrous mound.
Half to the sky those steep sides loomed upspread,
Rank-grassed, and cluttered by a crumbling flight
Of lava stairs that scaled the fear-topped height
In steps too vast for any human tread.
I shrieked – and knew what primal star and year
Had sucked me back from man’s dream-transient sphere!
XXXIV. Поимка
По мрачной пустоши тропа вела,
Где в сером мху лежали валуны,
И брызги, столь тревожны, холодны,
Из вод взметались, бездна что гнала.
Стих ветер, не доносился больше звук
От древа чуждой формы и кустов,
И тут, пейзаж пустынный расколов,
Пред мной поднялся холм огромный вдруг.
Взнеслись те склоны круто к небесам,
По ним ступень обломки средь травы
Взбирались до пугающей главы,
Размером не под стать людским шагам.
Узнал я в страхе год и свет звезды,
Меня вернувшие с земной тщеты!
XXXV. Evening Star
I saw it from that hidden, silent place
Where the old wood half shuts the meadow in.
It shone through all the sunset’s glories – thin
At first, but with a slowly brightening face.
Night came, and that lone beacon, amber-hued,
Beat on my sight as never it did of old;
The evening star – but grown a thousandfold
More haunting in this hush and solitude.
It traced strange pictures on the quivering air —
Half-memories that had always filled my eyes —
Vast towers and gardens; curious seas and skies
Of some dim life – I never could tell where.
But