обязательно упадёт. Мы проснёмся, выглянем в окно – а там ничего нет, всё унесло ветром. Министры и чиновники побежали из страны, бросая важные бумаги прямо посреди улицы. Легавые из Интерпола и Гааги висели у них на хвосте – где уж тут думать, бежать надо. Один министр даже спрятался в шкаф, как делал это в детстве – но международные копы шли по следу с ловкостью сторожевых собак. Впопыхах кто-то оставил на улице ядерный арсенал, и его нашёл Абдурахман ибн Хаттаб, молча улыбнувшись в огромную чёрную бороду. Не то, чтобы у террористов были какие-то известные враги, или они хотели взорвать какой-то особо мешающий им объект – они ни с кем не враждуют, а просто хотят выдать всему миру ядерный пендаль. Абдурахман ибн Хаттаб подумал, что атомный взрыв лучше будет совершить в некотором отдалении от города – так его увидит значительно большее число людей. Он сел в пригородный автобус, и вылез посреди степи на безымянной остановке. Вкопал ядерный арсенал в снег, наподобие новогодней петарды, и, отойдя на безопасное расстояние, чиркнул спичкой. Жители города обернулись в ту сторону, где из земли на её границе с небом вырос огромный огненный шар. Ужасный зимний ветер вдруг стих, и вокруг стало тепло, как летом – горожане выходили на улицы, и смеялись. А в степи неподалёку, сидя на покрытом рунами древнем камне, улыбался коварный Абдурахман ибн Хаттаб в свою чёрную бороду.
Смерть
Иван родился в огромном колхозе, больше напоминающем посёлок, в нём даже была пара пятиэтажных домов, в квартире одного из которых и жила его семья. Мать с отцом в перестройку начали пить, да так и пили каждый день, сколько Иван их помнил. Сам же он тогда ходил в школу, в четвёртый класс, на другой конец посёлка. Однажды его остановили по пути старшаки, которых он знал в лицо, а по именам не знал, и потребовали денег – Иван послал их матом подальше, благо матерились в колхозе все с детства. За это его избили сильнейшим образом, выбив один из зубов, и с тех пор каждый день то подлавливали по пути, то поджидали возле дома или школы. Родители ничего не замечали, потому что всегда были пьяны, так, что пожаловаться ему было совершенно некому – да и не дело это, жаловаться. Пару раз Иван пытался сам, защищаясь, броситься на старшаков с кулаками – но бесполезно, они были внушительней, старше на много лет, и закалённые в уличных драках. Мучительно думая о причинах подобной ежедневной пытки, Иван строил предположения, почему именно ему, ничем, по сути, не отличавшемуся от сверстников, выпала подобная участь. Возможно, потому, что он отвечал старшакам дерзко, метко, и назло – но слова от обиды каждый день сами неслись за ними вдогонку. Впрочем, ничего сделать было уже нельзя – Иван понимал, что его ежедневная экзекуция вошла у них в привычку, и стала чем-то вроде ритуала. Старшаки же называли Ивана жидом, и уже не только били каждый день, но, избив так, что он не мог встать, валяли его в грязевых лужах, или мочились на него сверху. Так прошло детство…
Закончив школу, Иван тут же уехал в город, поступать в институт. Пьяные родители сказали,