подумайте, он не считал! И они, вообразите, тоже не считали, сколько слёз из-за вас пролили!
– Моя королева, сознательно я никогда не причинил обиды ни одной благородной месстрес, – вполне чистосердечно сказал Марвин.
– Отчего же тогда они так рыдают, отчего так безутешны, отчего требуют для вас кары?
– Кто именно? – перешёл к делу Марвин. – Поймите меня правильно, ваше величество, если бы я точно знал, о какой из благородных месстрес идёт речь…
– Вы обидели её совсем недавно, – озорно улыбаясь, заявила королева.
Так, начинается. Она ж не просто палачу отдаст – поиграет ещё сперва, как кошка с мышкой. Вот и придворные уже хихикают. Забавно им, видите ли. Хотя, чего уж там, Марвину на их месте, наверное, тоже было бы забавно…
– Недавно – понятие столь относительное, моя королева, – извернулся он. – Порой то, что равнодушному кажется недавним, для страждущего сердца оборачивается веками…
– Не особо-то вы страждете, как я погляжу, – оборвала его королева. – Хотя теперь я понимаю, какими речами вы смущаете умы благородных месстрес.
«А может, и пронесёт», – подумал Марвин, осмелившись поднять взгляд. Королева по-прежнему улыбалась, но в её улыбке теперь было на порядок меньше яда и на порядок больше – удовольствия. Марвин снова представил, каким стало бы её лицо, если бы…
– Но я снова вам подскажу. Эта месстрес встретилась вам здесь, в Балендоре, и вы дали ей некое обещание, которого не сдержали.
«Да сколько ж их тут было таких!» – мысленно взвыл Марвин. Ну в самом деле – разумеется, он что-то да обещал каждой девчонке, которой задирал юбку, это обычное дело. И уж королева Ольвен это наверняка понимает как никто.
– Не припомните? Коротка же у вас память, мессер!
– Длиною не памяти измеряется сила рыцаря, но меча его, – кротко ответил Марвин.
Тут уж король не выдержал и расхохотался в голос. Вернее, хохотом это высокое побулькивание назвать было трудно, но не приходилось сомневаться, что государю весело. Годвин тоже улыбался. Марвин счёл это хорошим знаком.
– У неё самые дивные белокурые локоны, какие мне доводилось видеть, мессер, – лукаво сказала королева.
«Ого как, – подумал Марвин. – А уж не сама ли ты по этой части?.. Но нет, невозможно. Слишком утонченна и женственна».
– Вы не похожи на других женщин, моя королева, – вырвалось у него.
Король перестал смеяться, Годвин – улыбаться, зал притих, а королева удивилась.
– Почему?
– Обычно женщины не любят тех, в ком отмечают красоту. И только вы одна можете сочувствовать им и защищать их честь. Впрочем, это можно понять: с вашей красотой нет нужды опасаться соперниц.
– Казнить, – с упоением сказал король. – Немедленно. Прилюдно.
Но Марвин видел, что он шутит, и всё сейчас зависит от королевы. Не то чтобы он боялся смерти – но не хотелось умирать так глупо, а ещё больше – вызвать немилость королевы Ольвен. Хотелось,