с частным номером в Рамбуйе. После соединения барышня намеревалась отключиться соответственно правилам, но успела услышать, как звонившая, задыхаясь, воскликнула: «Марго, Ив-Рене ранен!» Это так заинтриговало телефонистку, что она замерла с трубкой в руке и невольно прослушала весь разговор. По её словам, обе абонентки были сильно потрясены. Звонившая сообщила Марго, что уже вызвали скорую помощь и жертву повезут в Отель-Дьё. Марго ужасалась, ахала, растерянно и потрясённо переспрашивала, под конец сказала, что перезвонит в госпиталь, и отсоединилась. Разговор продолжался три минуты.
Мои дедуктивные занятия прервало появление Елены. Пока я ковырялся в газетах, она успела из домашнего, родного и привычного воробышка перевоплотиться в свою светскую ипостась, которую, если честно, я не любил, а может, даже побаивался. В матросской блузе и короткой плиссированной юбке она выглядела неотличимой от прочих бабочек Парижа. Тонкие нити бровей разлетелись до висков, на губах возникло тёмно-вишнёвое сердечко. На родном лице это сердечко выглядело святотатственной профанацией, как если бы дешёвой помадой размалевали улыбку Джоконды.
– Я поеду в «Китеж», там обещали выставить мои модели.
– Ты уверена, что это сейчас самое важное?
– Может, и нет, но я стараюсь держаться за что-то, что важно мне.
– За фетровые шляпки? Это важно?
– А что, по-твоему, важно? Забиться в щель и бессмысленно трястись от страха?
– Не знаю. Семья, дом. У нас давно уже варит и убирает одна Антонина Михайловна. Ты целыми днями порхаешь по Парижу рекламным манекеном.
– Я стараюсь пробиться, начать карьеру, продвинуть свои дизайны…
Тут у меня непроизвольно дёрнулся угол рта. Она это заметила, упрямо повторила:
– Да, дизайны! Для меня мои шляпки – моё творчество! И мне необходимо найти заказчиков. Почему ты вдруг противишься этому? В Тегеране я тоже делала головные уборы и продавала их в своей лавке, и ты всегда поддерживал меня и радовался моим успехам.
– В Тегеране лавка была нашей, для нас, после нас, после семьи. Твоё сердце было дома. Я возвращался с работы, меня встречал твой весёлый голос. Я был счастлив!
– Знаешь, сейчас мне трудновато порхать по дому с весёлым голосом. Даже ради твоего счастья!
Может, она надеялась, что я остановлю её, но я уже подустал от этих споров, в которых я всё время оказывался обидчиком, поэтому с деланной бодростью ответил:
– Отлично, поезжай.
Входная дверь захлопнулась с гулким грохотом. Ничего отличного не было. Наши отношения неслись на скалы со скоростью плохой вести. Елена изменилась. Успех, мир парижской моды, светская жизнь – вот что стало главным в её жизни. Всё то, что втянуло её в скандальное убийство.
Я позвонил нашему с Дерюжиным приятелю Борису Ивановскому, бывшему гвардейскому офицеру. В Париже Борис стал знаменитым автогонщиком. К сожалению, Ивановский подтвердил, что даже он не смог бы