словно что-то почуя, осторожно, чтобы не задеть руку, пораненную в случайной лесной стычке, отставил недопитую чашу с квасом.
– Случилось чего, Несмеяне? – встревоженно спросила Купава, видя, как изменился в лице ненаглядный муж. Обнесла вокруг стола большой живот, подошла к мужу вплоть, поглядела огромными, насквозь проплаканными по отцу глазами.
– Так… показалось что-то такое… – неопределённо ответил гридень, поводя в воздухе пальцами. Его и в самом деле только что-то сильно кольнуло в сердце.
Купава тревожно вглядывалась в лицо мужа, прискакавшего на пару дней – повидать семью (а уж завтра с утра пора было ему и обратно к князю!), но он только махнул рукой.
– Покинь, Купаво… пустое…
С опушки Гордяна оборотилась, нашла взглядом дом ведуньи. Его уже было почти не видно за густыми хлопьями снега – погода вновь разыгрывалась, но девушке было не страшно. Дочь первого охотника округи не боялась и в лесу зимой заночевать.
Различила над воротами конский череп, невесть откуда и невесть когда туда угодивший, что-то словно сжало сердце. Череп насмешливо скалил крупные жёлтые зубы. Дело было сделано, жалеть поздно и не о чем. Приворотное зелье – густое тёмно-зелёное варево – плескалось в маленькой, сделанной из бараньего рога, фляге у пояса, надёжно заткнутой плотно пригнанной деревянной пробкой.
Гордяна не видела на крыльце никого, само крыльцо постоянно скрывалось за плотной пеленой снега, но почему-то девушке казалось, что на неё снова глядит ведунья – всё тем же сочувствующе-понимающе-завистливым взглядом.
Нет.
Не медвежья она невеста.
Не медвежья.
Девушка прощально взмахнула рукой, повинуясь какому-то неосознанному чувству, и снова двинулась по тропе, неуклонно скрывающейся под тонким слоем снега.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПЕПЕЛ
1. Дреговская земля. Где-то не очень далеко от Менска. Зима 1066 года, просинец
Конь пал в сотне вёрст от Менска. Захрапел, раздувая полнящиеся кровью ноздри, начал засекаться на скаку и вдруг с маху грянулся об утоптанную лесную тропу – только копыта взметнулись, да взлетел облаком взвихрённый ими снег.
Горяй едва успел выдернуть из стремян ноги и извернуться, чтоб лицо не утереть браным рушником обледенелой дороги. Перекатился и замер в сугробе, оторопело глядя на то, как бьётся в снегу конь. Тупо утирал с лица тающую снежную пыль, а в голове билось только одно: «Теперь всё, конец. Опоздал».
Сначала дорога была знакома – это ж Горяй в прошлом году отвозил в Полоцк от Колюты весть о пленении волынской княгини Ярославичами. Вот и ныне: что трудного – скачи да скачи вверх по Днепру, благо и сама река уже месяц как подо льдом. Дорога набита. Хоть до самой Орши. А после – на Витебск и вниз по Двине. Самый удобный путь.
Но потом… потом всё пошло наперекосяк.
Началась невнятица в устье Припяти,