ногами в стремена, но ноги вскоре устали. Ленька уже и так, и сяк пытался приноровиться к ее рыси, но пока у него ничего не получалось.
Они доехали только до первой заимки, а силы у Леньки в ногах почти закончились.
У входа в заимку, Ленька спешился, размял затекшие ноги и, напоив лошадь, дал ей подсоленных сухариков, которые положил в рюкзак Михалыч.
Рыжуха смачно хрумкала ими, с благодарностью посматривая на Леньку.
Немного передохнув, они поехали дальше.
При езде верхом присутствие комаров и мошки не замечалось. Ленька вспомнил их первый поход на заимку. Тогда комары их жрали нещадно, было очень жарко и приходилось постоянно отбиваться от этих тварей и потеть в полностью застегнутых энцефалитках.
А сейчас, встречный ветерок обдувал Леньку, растрепывая его отросшие и выгоревшие за лето волосы. Энцефалитка была расстегнута, и даже пришлось немного застегнуть молнию на ней. Ведь был же уже не июнь, а конец августа. Погода сильно поменялась. Даже на некоторых ветвях деревьев, низко нависающих над дорогой стали проглядываться пожелтевшие листочки.
Ленька ехал, немного приподнявшись в седле и слегка пригнувшись, чтобы ветви некоторых деревьев не задевали его голову.
Вскоре они подъехали к поляне, где в свое время они с Сашкой стреляли по воронам.
С удивлением он увидел, что на тех же соснах, как и прежде, опять сидели вὸроны.
Ленька был воодушевлен тем, что он, как опытный всадник, умеет скакать на лошади, вспомнил романы Майн Рида, как ковбои стреляли из ружей, сидя в седлах.
Ему так захотелось походить на этих знаменитых ковбоев, что шальная мысль посетила его голову:
– Дай-ка, и я пальну по этим вὸронам.
Вὸроны, как будто не заметив выехавшего на поляну Леньку, безмятежно сидели на соснах.
Выехав из-под нависающей листвы деревьев, Ленька, как заправский ковбой, натянул поводья и, вынув из рюкзака патроны, которыми снабдил его Михалыч, зарядил ружье.
Осторожно, чуть поддав каблуками Рыжуху, он направил ее к краю поляны. Не выезжая на нее, под покровом деревьев, он прицелился и пальнул по вὸронам.
Вὸроны, тут же сорвались со своих мест и улетели, громко каркая и хлопая крыльями. У ковбоя Леньки ничего не получилось! Ни в одного вὸрона он, конечно, не попал.
Рыжуха, после произведенного выстрела, только уши прижала, но не взбрыкнула и осталась стоять спокойно. Тут Ленька ощутил благодарность к Рыжухе. Его неожиданно осенила мысль, что если бы это была другая лошадь, а не Рыжуха, то она бы наверняка испугалась выстрела и, скинув этого идиотского седока, понеслась бы от страха невесть куда. Ловил бы ее тогда Ленька, если бы вообще оказался жив.
А Рыжуха – ничего, только уши прижала и укоризненно смотрела на своего незадачливого седока. В ее взгляде только и сквозило:
– Ну и дурак же ты, Ленька.
Увидев ее взгляд, Ленька прижался к ее шее и ласково