уровне. Он вел ее все дальше, парк становился гуще, кругом росли кипарисы, ореховые деревья, платаны, дубы, оливы, пальмы. Воздух полнился ароматами нагретой на солнце коры, листьев и созревающих плодов. В кронах деревьев она видела птиц, то и дело по тропинкам проскальзывали кошки, в траве ползали ящерицы, над цикламеном и тимьяном кружили бабочки.
Спустя несколько минут они подошли к белому коттеджу с оранжево-красной крышей, и Алфемен попросил Алекс зайти внутрь. Там они поднялись на второй этаж и оказались в просторной гостиной, где весь интерьер был выдержан в белых тонах, на стенах развешены гравюры с сюжетами из древнегреческих мифов, связанных с Родосом, Критом, Косом, Лесбосом и другими островами.
Когда Алекс села на диван, Алфемен метнулся к окну, проверил что-то, задернул штору и тяжело опустился на другой диван, стоявший напротив. Он нервно разминал пальцы, собирался с мыслями, то и дело проводя языком по пересохшим губам. Он никак не мог начать разговор. То и дело поднимал взгляд на Алекс, потом опускал, затем вскакивал с дивана, опять что-то проверял за окном. Алекс заметила, что вблизи Алфемен вовсе не выглядел таким молодым, как это казалось вчера из зрительного зала. Его глаза выдавали всё – огромный жизненный опыт, тоску, боль, бесконечные потери, ностальгию, которая должна была бы уже давно пройти, но по-прежнему не давала ему вздохнуть с облегчением. Какое-то тяжелое, щемящее чувство грызло Алфемена изнутри. Лицо его было испещрено морщинами, взгляд – острый, диковатый, немного пугающий.
– Понимаете, – заговорил он наконец, – они держат нас здесь как пленников, как заключенных. Они лечат нас от неизбежности нашей участи, нашей судьбы! Ведь я убил своего отца, царя Катрея, внука Зевса! Убил! Заколол дротиком! Затем я умер от угрызений совести… А они пытаются доказать мне, что я никого не убивал, что я страдаю «бредом вины», что Катрей живет себе преспокойно в нескольких метрах отсюда, в одном из коттеджей! Они пытаются мне внушить, что я – потомок Гераклитов, что я аргосец, сын Кисса. Они морочат мне голову! Понимаете? Я хочу, чтобы вы знали, чтобы люди знали.
Алекс смотрела на него во все глаза. Он, конечно, немного нервничал, то и дело вскидывая скрепленные наручниками руки, но был абсолютно адекватен. Алфемен пересказывал историю своей жизни, которая хорошо ей была известна из мифов. По одной из версий, он действительно по ошибке, по роковой страшной ошибке, убил своего отца.
– Они морочат мне голову… Я же ничего не скрываю. Я оплакиваю свое преступление. Но оно неизбежно! Оно должно повторяться! И мне суждено умереть от скорби… Это замкнутый круг, в котором мы живем. Колесо судьбы не остановить. Его движение нельзя прерывать! Я снова и снова должен убивать Катрея и свою сестру Апемосину! Они снова и снова должны гибнуть из-за меня! Затем я сам должен умирать от страданий! Это основа основ, это фундамент, на котором держится наш мир. Это сложнейший процесс – рождение из хаоса боли,