Смотри на вещи трезво, не дополняй их своими фантазиями. Припоминается, как ты взирал на старую каменоломню, пока не устроил из груды камней бухты, проливы, горы и пропасти, словом, весь грандиозный пейзаж Фарерского архипелага там, где все привыкли видеть обыкновенный конский пруд для водопоя. А сколько раз я наблюдал, как ты смотрел на ящерицу, словно бы на крокодила? Да, воображенье то теперь смешно – в луже не утонешь, и ящерка тебя не съест. Среди людей всё по-другому, нельзя ошибиться в тех, кому доверился; нельзя недооценивать и наоборот, на что способны люди, чтобы не подвергнуться не только насмешкам, но и не дать с тобой случиться куда как большим неприятностям. Потому, Дарси, не выказывай никому свои мечты; твоё геройство, поверь же старому другу, наиболее опасная черта для славного и доброго паренька. Adieu! Надеюсь на взаимную откровенность, но главное – sis memor mei42. А. Ф.
Письмо третье
Дарси Латимер к Алану Фэрфорду
Я получил твою нелепую и совершенно банальную эпистолу. Тебе повезло, что мы, как Ловелас и Белфорд,43 условились начистоту говорить друг с другом; будь иначе, клянусь честью, в твоём последнем ответе есть некоторые пассажи, которые заставили б меня тотчас примчаться в Эдинбург только затем, чтобы доказать тебе, что я вовсе не тот, за кого ты меня полагаешь.
Вот, значит, как ты меня представляешь! Я угожу в передрягу, и мне недостанет смелости выбраться из неё… Да я боялся шаг шагнуть, чтобы тебя не покинуть; и столбом торчал из-за твоего холодного, чёрствого сердца, пока весь мир, сломя голову, летел мимо нас. Художник! Портретист! А что, если я расскажу тебе, Алан, за разницей меж нами в четыре года, о голозадом хайлендере с полной пинтой, и о пьяным в стельку лоулендере с такой же точно кружкой, кто чокались себе во здравье?
Каково же у тебя было на сердце, чтобы увидеть себя голландской куклой, чьи чувства, как её руки и ноги, держатся словно на проволочках – повиновение, терпение, и так далее, и тому подобное; смиряя внутренний огонь, без которого никто и никогда не сдвинется ни на дюйм! Но разве я не видел ту силу, что выбрасывала тебя ночью из постели? Или напомнить тебе о наших сумасшедших выходках? Твои вызывающие речи и накрахмаленные манеры всегда плохо скрывали твоё желание взволновать свою кровь какой-нибудь проказой, хотя ты и старался до самого конца не выглядеть её причиной; и не могу от души не посмеяться, когда вспоминаю тебя – будущего председателя высокого шотландского суда – красным, пыхтящим и барахтающимся, как битюг, в болоте, где все попытки выбраться из него погружали тебя ещё глубже, пока кто-то… ну, скажем, я, например, не сжалился над мастодонтом и не вытащил его за хвост и гриву.
Чтоб закончить мой портрет… возможно слишком уродливый, чтобы в этой образине я мог себя узнать! Укажи, где и когда