хорошо, что пусть поплачет.
– Итс о’кей, – сказала она. – Итс о’кей, Ник. Ю кэн край…
Она высушила губами его слезы, а потом опять поползла по его телу вниз, снова целуя каждый миллиметр его тела.
Две недели спустя белый «линкольн-континенталь» Билла Лонгвэлла мчался из Манхэттена в Бруклин. Как многие американцы, Билл был патриотом и ездил только на американских машинах. Он миновал «близнецов» – два серебристых куба Международного торгового центра, один из которых после недавнего взрыва террористами был еще окружен машинами ремонтников, потом нырнул в Баттери-туннель, потом выскочил на мост-виадук, свернул на Бэлт-парк-уэй и погнал на юг вдоль серебристого Гудзона.
Стоял роскошный майский день, по Гудзону плыли нефтеналивные баржи, паромы с туристами и спортивные яхты. За ними в солнечном мареве парила маленькая зеленая статуя Свободы.
Под указателем «Ocean Park Way» белый «линкольн», накренясь на скорости 60 миль в час, вышел с шоссе, промчался вниз по авеню еще три квартала и свернул налево, под виадук сабвея-надземки, похожего на клавиши гигантского ксилофона. Но здесь Биллу пришлось сбавить скорость – по мостовой, лежавшей под опорами надземки, машины и пешеходы сновали, не соблюдая никаких правил движения: автомобили парковались и разворачивались как хотели, а люди переходили улицу где им вздумается или вообще останавливались посреди мостовой – просто поговорить.
На тротуарах стояли лотки с русскими матрешками, косметикой, дешевой обувью, кассетами, коробками конфет, банками с русской икрой.
А вывески магазинов, написанные хотя и по-английски, звучали странно: «GASTRONOM «STOLICHNY», «CAFE «ARBAT», «PIROGI», «WHITE ACACIA», «RESTAURANT «PRIMORSKY», «ZOLOTOY KLUCHIK», «GASTRONOM «MOSCOW»…
Перед Биллом был знаменитый Брайтон – район, заселенный русскими эмигрантами, но Биллу некогда было любоваться этой экзотикой. Он опустил стекло в окне и нетерпеливо спросил прохожего, тащившего тяжелые сумки с овощами:
– Excuse me. Where is «Sadko» restaurant?
– Gavari pa russki! – прозвучал странный ответ.
– Restaurant «Sadko».
– Ah! «Sadko»? – Мужчина поставил свои сумки на мостовую и показал за угол: – Za uglom! Understand?
– Thanks. – Билл тронул машину и тут же ударил ногой по тормозу, а рукой – по гудку, потому что две толстые бабы устроили совещание прямо перед капотом его машины.
Однако через пару минут, гудя, тормозя и дергая машину короткими рывками, он все же добрался до двери с вывеской «Restaurant «SADKO», оставил свой «линкольн» под знаком «NO PARKING» и вошел в ресторан. Здесь, в крошечном тамбуре-вестибюле, ему тут же преградил дорогу верзила-«дормэн» лет сорока, с косой челкой, двумя стальными зубами и татуировкой на левой руке:
– Zakryto! Close!
– It’s okay, – сказал ему Билл. – I need to see Mr. Blum. – Мне нужен мистер Блюм.
– Ego net. No Blum.
Но Билл был уверен, что верзила врет.
– Bullshit! Tell him: my name is Bill Longwell. No! Give him my card. – И Билл, усмехнувшись, дал ему свою визитку.
Верзила неохотно взял визитку и в сомнении посмотрел на Лонгвэлла. Совсем как пару недель назад секретарша Лонгвэлла смотрела на мистера Блюма в приемной «Nice, Clean & Perfect Agency». Однако