свет расплескался по хижине. Словно преступник, я чувствовал одновременно и вину, и восторг.
Пара штормовых фонарей стояла на окнах, еще один у печки, четвертый – на лестнице. Я зажег все, чтобы развеять ужасное одиночество этого места. И чтобы предупредить Финна – я не собирался напрыгивать на него из темноты, как грабитель.
Кладя на место спички, я задел стул, раздался грохот. Но среди кусков разбитого фарфора я обнаружил не лужицу, а круг замерзшего чая.
Время шло. Я сидел на топчане возле лампы, дрожал, тер руки и мечтал развести огонь. Но это был его дом, не мой. В любом случае я бы, наверно, и не сумел.
Выл ветер. Вода поднималась. Волны с грохотом разбивались о галечные отмели. Выстуженная хижина наполнялась призраками. Что я тут делаю? Где Финн? Я не знал, что и думать. Возможно, он у друзей. У него есть другие друзья? Это мне раньше не приходило в голову. В моих мечтах не находилось места для других отношений.
Я потопал, потом попрыгал, чтобы согреться. Потом взял одно из полосатых одеял, накинул на плечи, съежился на топчане в нише и, кажется, задремал под шум волн.
Разбудил меня звук отодвигаемой щеколды.
– Что ты тут делаешь? – спросил Финн.
Слова застряли у меня в горле. Заледеневшими пальцами я показал на сумку:
– Я тут кое-что принес.
Не дослушав, он отвернулся. Сердце у меня упало. Я-то воображал доверительный разговор с долгожданным гостем, слияние душ. Непринужденную беседу за чашкой черного чая на фоне заката, окрашивающего пляж в розовый и золотой. Пока получалось явно не то.
Финн засунул в печку щепки, дрова и растопку. По-прежнему спиной ко мне, поджег, дождался, пока огонь разгорится. Поленья дымились и потрескивали, огонь ревел. Я разглядывал его профиль, удивляясь, что он сразу меня не выгнал. Ищет подходящие слова? К глазам подступали жалкие слезы. Плакса несчастный.
Холод и молчание. Я мигал с нечеловеческой частотой и пытался придумать тему для разговора.
Финн по-прежнему не поворачивался ко мне.
Дрожащими руками я распаковал свои сокровища. Баранина на косточке, подтекающая кровью на упаковку, – прямо от мясника. Буханка зернового хлеба. Упаковка чая. Пинта молока. Банка повидла. Книжка, «Легенды дальних морей», спертая у Барретта. Разложил всю добычу и пожалел, что не принес чего-нибудь более экзотического – тут хорошо смотрелись бы одеяла тонкой шерсти и мягкие шерстяные носки, какое-нибудь редкое издание по истории Англии, парусник в бутылке. Золото, ладан, смирна.
Наконец он взглянул на меня:
– Не пойму, чего ты тут забыл?
Мое сердце остановилось. Ты нужен… Ты нужен… Ты нужен мне…
Я сбежал. В мокрой одежде, ночью, наперегонки с приливом, с глазами полными слез. Бежал всю дорогу назад, до настоящего дома, где мне и место.
– Глядите, кто пришел! – Гиббон, сидевший над заданием по истории, рад был такому повороту событий. Он явно настраивался на скучный вечер. – Ублажал старичка?
Риз