на отступление, но, так и не придя ни к какому выводу, все же села за стол, – правда, слегка отодвинувшись от него.
– Тебя не было на дне нерождения, – начала она, искоса следя за Мистралем.
– Чьем? – равнодушно спросил писатель.
– Матильды.
– А, да. – Ровена была почти уверена, что сейчас он скажет, что был занят работой, но Мистраль в очередной раз не оправдал ее ожиданий. – Я потерял приглашение.
– А позвонить мне не мог?
– Зачем?
Ровена подумала, не швырнуть ли в Мистраля еще чем-нибудь. Но сдержалась.
– Иногда мне кажется, что ты совсем меня не любишь, – пожаловалась она, беря с блюда персик. Мистраль пожал плечами.
– Ты меня тоже не любишь, – отозвался он. – По-моему, тебе не на что жаловаться.
У персика оказался вкус яблока. Ровена поморщилась.
– Чтобы любить такого, как ты, надо быть сумасшедшей, – с готовностью ответила она одной из роковых фраз из своего лексикона. Обычно мужчины не испытывали особого восторга, услышав ее, но Мистраль даже ухом не повел.
– Возьми лучше грушу, – посоветовал он. – Она действительно похожа на грушу.
У Ровены пропало настроение даже устраивать скандал.
– Ты невыносим, – с горечью промолвила она. – Просто невыносим. Это ужасно…
Сам Мистраль так не считал, но навязывать кому-либо свою точку зрения было не в его характере, и поэтому он просто промолчал. Что-то сдавленно хрюкнуло у ножки стола. Ровена опустила глаза и заметила свою питонью сумочку, которая, забыв об ушибе, приползла сюда и теперь умоляюще топорщилась, поглядывая на надкушенный персик в руке хозяйки. Преодолев внезапно нахлынувшее отвращение, Ровена швырнула его сумочке, и та заглотнула его молнией так жадно, что чуть не подавилась косточкой.
– И вообще, нам надо расстаться, – безжалостно продолжала Ровена. – Боровский предложил мне выйти за него замуж.
– Боровский? – переспросил Мистраль. – Это кто?
– У его отца 16 заводов, – ответила Ровена, скармливая прожорливой сумочке горсть вишен. – И собственная футбольная команда, хотя тебя это, конечно, не интересует.
– Ничего не имею против футбола, – отозвался Мистраль. – Кофе будешь?
– Не буду, у него наверняка окажется вкус чая, – отрезала Ровена. – Эта скатерть-самобранка – жуткая гадость. Как и все, что делает Вуглускр.
– Может быть, – равнодушно ответил Мистраль.
После этой фразы он замолчал, а сумка меж тем счавкала десяток желтых слив.
– Скажи что-нибудь, – наконец не выдержала Ровена. Мистраль взглянул на нее непонимающе.
– О чем? – спросил он.
– О Боровском. Ведь он хочет, чтобы я вышла за него замуж. Ну так как?
Она улыбалась. Мистраль отвел глаза. Он прекрасно помнил, что, по словам Ровены, все молодые люди из ее окружения (за исключением Филиппа) только и делали, что наперебой предлагали ей руку и сердце, – но, несмотря на