очаровавшие его глаза, но их не было. Подошедший Вуглускр громко смеялся крокодильим банкирским смехом и веселился до неприличия. Попросив тишины, он громко объявил о помолвке своей дочери с Филиппом, здесь присутствующим, и галантно извинился за вынужденный размах праздника, чтобы не шокировать самых бедных миллиардеров. Льстивые поздравления, хлынувшие из всех уст, окончательно сбили Филиппа с толку. Пока Матильда с видимым удовольствием отвечала на них, он вспомнил о чем-то и бросился за Вуглускром.
– Я хотел бы попросить вас об одолжении, – волнуясь, проговорил он. – Речь идет об одном моем друге.
Бубликовый король рассеянно выслушал его, хлопнул по плечу и заверил, что все это мелочи и что он рад будет оказать Филиппу такую пустячную услугу. Сам не зная отчего, молодой человек почувствовал облегчение. Он выпил шампанское и скомкал бокал.
– Что у тебя? – спросила Матильда.
Филипп раскрыл ладонь; на ней лежала бабочка.
– Играем в прятки! – закричала Матильда и потащила его за собой. Водил несчастливец, чей бокал – о ужас! – оказался розой: это был Сутягин. Свет погас, гости с хохотом разбежались по комнатам. На какой-то лестнице Филипп налетел на пиратского канонира, выстрелившего в него из иллюзорной пушки. Грохот на миг оглушил Филиппа; Матильда со смехом поманила его из мрака и исчезла. Лестница заскользила под Филиппом, как эскалатор.
– Матильда! – тихо позвал молодой человек.
Ответом ему была звенящая тишина. Он повернулся и лбом стукнулся о скафандр, загремевший, как барабан. Филипп догадался, что это Ровена: она с давних пор преследовала его, пытаясь рассорить с Матильдой, но у нее ничего не выходило.
– А я вас поймала, – сказала она, жарко дыша ему в ухо.
Филипп пробормотал что-то невнятное и на всякий случай поспешил прочь. Раз или два он налетал на диван, который мгновенно превращался в стол с острыми краями.
«Я неуклюж, – думал Филипп. – Здешние вещи меня не любят. Точнее, они понимают, что я не люблю Вуглускра, их господина. За что? Вот вопрос!»
Вуглускр был богат. Вуглускр был удачлив. В свои 72 года он имел самую цепкую хватку на свете. Город склонялся перед ним, как перед богом. Бублики Вуглускра исчислялись миллиардами, будущее его было безупречно, а прошлое – невероятно плодотворно. Весь свет принадлежал Вуглускру, между тем как сам он принадлежал своей дочери, в которой души не чаял, а она – Филиппу, которого любила всем сердцем. Так что Филипп, будь в нем хоть капля самомнения, мог считать, что весь свет принадлежит ему, и извлекать из этого соответствующие выгоды, о которых, несомненно, позаботился бы более предусмотрительный человек. Впрочем, если бы Филипп был предусмотрителен, вряд ли Матильда полюбила его – по крайней мере, так, как она любила.
Филипп не знал, началась игра или уже закончилась; во всяком случае, ему было все равно. В лифте, сделанном в виде кареты Золушки (и оттого жутко неудобном, но что поделаешь – сказка