чем мы сейчас уже занимаемся. Когда живёшь долго в такой стране, как наша, в какой-то момент проходишь точку невозврата, которая и есть основа нашего оголтелого патриотизма: тебе везде становится решительно скучно, потому что нигде в мире нельзя получить столько эмоций и воплотить столько фантазий без существенного риска для жизни. Тут ведь уникальная, по сути, модель: с одной стороны, живёшь в более-менее цивилизованном государстве с разваливающейся, но вполне исправно функционирующей инфраструктурой, а с другой, за своим личным забором ты являешься безраздельным властелином всего сущего, и закону нет до тебя совершенно никакого дела, потому что обществу плевать, что у тебя там происходит, до тех пор, покуда это его непосредственно не касается. Сие есть свобода особенная: ты своим холопам хозяин, будь то жена или дети, а если поумнее окажется соотечественник, то заманит к себе на участок пару безродных узбеков, организует маленький подпольный гешефт, производство какой-нибудь ликвидной дряни, вроде мебели ручной работы, и вообще красота. Много ли нужно, чтобы прокормить такой персонал, зато какое удовольствие пойти утром посмотреть, как там людишки твои копошатся. Твои, понимаешь, собственные. Это всего лишь один пример, как можно реализовать здесь любые, самые больные желания, тут рай для любого предприимчивого человека.
– Может быть, ты и прав, – ответил Сергей задумчиво, – только как-то совсем грустно становится от такой вот действительности. Выходит, ни на что совершенно мы, как нация, уже не способны.
– Как нация – да, мы давно прошли фазу подъёма и перегорели в коммунистическом пожаре, но остались ещё и иные, не менее полезные свойства отечественного организма, на которых можно выстроить очень многое.
– А именно?
– Здесь тебе лучше в самом себе покопаться. Такие вещи на веру принимать нельзя, их нужно прочувствовать, иначе никогда не сможешь ими управлять. А тем более направлять, – добавил после небольшой паузы Михаил, – нам ещё долго ехать?
– Минут пятнадцать-двадцать, не больше, после того, как свернули с трассы. Хорошо, что снега ещё нет, здесь не всегда хорошо чистят, бывали случаи, что приходилось бросать машину у какого-нибудь магазина на полдороге и вызывать местное такси «УАЗик», так прямо и называется. И, кстати, чтобы местные из зависти или ещё почему хотя бы колёса спустили – ни разу. Знаешь, мне вот кажется, что наиболее развращающее действие на русского человека оказывает именно город, или там посёлок, то есть место, где отсутствует обычный труд на земле. Я здесь как-то застрял в снегу и остановил проезжавший рейсовый автобус, который меня вытащил. Даю ему за помощь пятьсот рублей, на что водитель мне отвечает, что у него нет сдачи: это, мол, стоит только стольник, то есть цена бутылки водки в деревенском магазине. Говорю ему, что мелочи нет, бери уж, спасибо, что вытащил, но он-таки упёрся и не взял. Я предложил разменять в магазине, но у того пассажиры и какой-никакой график, и без того задержался, так что спаситель мой только рукой и махнул.
– Так