<La beauté>
Прекрасна, как мечта из камня, я, о смертный!
А, грудь моя, куда обязан каждый пасть,
Ты создана внушать поэтам в мире страсть,
Подобно веществу, – извечной и инертной.
Как сфинкс непонятый, царю я в вышине,
С лебяжьей белизной лед сердце съединяет,
Презрев движение, что линии смещает;
Не плачу я вовек и смех неведом мне.
Поэты тратят дни среди набросков трудных,
Пред позою моей великою застыв
(Заимствовала вид свой я у статуй чудных!);
Послушно влюбчивых, влекут их, покорив,
Два чистых зеркала, где краше все созданья,
Широкие глаза, где вечности сиянье.
19. Идеал <L’idéal>
Виньеток прелестям, испорченным немножко,
Созданиям, что мог бездельный век родить,
И кастаньетам рук, и вам, полусапожки, –
Души, как у меня, не удовлетворить!
Отдам я Гаварни, поэту увяданья,
Тот рой, что про красу больную щебетал.
Средь бледных роз найти цветка не в состояньи,
Который бы увлек мой красный идеал.
Ах, нет! Нужны сердцам, глубоким, словно бездна,
Вы, Леди Макбет, кто, в грехе, с душой железной,
Эсхилова мечта, что создал ураган!
Иль ты: о Ночь, о дочь великого Анджело,
Кто, кротко искривив в чудесой позе тело,
Жеманно тянется к твоим губам, Титан!
20. Гигантка <La géante>
В те времена, как Рок, по прихоти всевластной,
Мог каждый день детей чудовищных родить,
Тогда, как кот у ног царицы сладострастной,
Хотел бы я вблизи гигантки юной жить.
Следил бы, как цветут ее душа и тело
И в страшных игрищах, свободные, растут;
Я знал бы, коль душа огнем грустей затлела
Сквозь влагу и туман, что по зрачкам текут.
Великолепье форм я изучил бы скоро,
Исползал бы колен гигантских косогоры,
И только в летний день, когда лучи томят,
Уединившись с ней в полях, среди растений,
В тени ее грудей уснуть я был бы рад,
Как у подножья гор спокойно спит селенье.
21. Маска <Le masque>
Аллегорическая статуя во вкусе ренессанса
Эрнесту Кристофу
ваятелю
Давайте созерцать клад флорентийских граций!
В могучем корпусе, как две сестры небес,
Изящество и Мощь умели совмещаться.
И женщина жила, как образец чудес,
Небесно-крепкая и стройная такая,
Для царственных забав на ложе создана,
Первосвященника иль князя развлекая.
– И сладострастная улыбка мне видна,
Куда тщеславье взор кидает восхищенный,
И этот скрытный взгляд, с насмешкой нег своих,
Жеманный этот лик, весь дымкой обрамленный,
Где победительно взывает каждый штрих:
«Любовь дала венец и Страсть ко мне воззвала!»
Дало величия ей много бытие,
Очарование