заявил, что это он – автор «Le Guide Culinaire»; и теперь этот тип вместе с издательством «Ларусс» готовил словарь «Ларусс Гастрономик», вставляя туда рецепты, украденные из «Le Guide».
Предательство за предательством и никаких доходов.
Эскофье и Сабина что-то чистили, резали, рубили. Дельфина же никак не могла перестать думать о деньгах.
Даже та помощь, которую Эскофье оказал мистеру Магги, подарив ему идею бульонных кубиков, никакого дохода им не принесла. И вот теперь весь мир закатывает в банки помидоры и томатную пасту! Никому и в голову не приходила мысль консервировать помидоры в банках, пока Эскофье не убедил консервную фабрику выпустить две тысячи банок для отеля «Савой». Он много лет буквально умолял их сделать это, и вот – voilà! – уже на следующий год им пришлось выпустить шестьдесят тысяч банок. А теперь в Италии и Америке продаются миллионы и миллиарды консервированных помидоров и томатной пасты.
Мысль за мыслью проворно катились у Дельфины в голове, сплетаясь в плотный клубок. Морфин всегда вызывал у нее подобные ощущения – казалось, некий механизм у нее внутри, воя от напряжения, работает на износ.
И где же все-таки деньги?
Коллекция картин продана, как и красивое столовое серебро.
– Я не понимаю! – крикнула она, хотя никто с нею не разговаривал. Звук собственного голоса удивил ее. Какой-то он был слишком громкий, слишком пронзительный.
Эскофье отложил нож.
– Мадам Эскофье, – сказал он с нежностью. В своем белом фартуке он вновь превратился в того человека, которого она любила. В того мягкого и вежливого человека, который всегда разговаривал только шепотом.
– Мне очень жаль, – сказала она.
– А мне нет.
И он, наклонившись, поцеловал ее. На его губах сохранился вкус помидора и запах – острый, овощной.
И это мгновение, наполненное жаром беспечного лета, вернуло ее назад, в Париж, в те времена, когда они вместе выращивали овощи на огороде, устроенном во дворе на задах «Ле Пти Мулен Руж». Там зрели сладкие римские помидоры, красовались пышные кусты эстрагона и лакричника, а в старых винных бочках спели изящные фиолетовые баклажаны и маленькие ломкие стручки фасоли. И все это умещалось на крохотном клочке земли. А еще там росли фиалки и розы, которые confiseur[11] заливал желе или засахаривал, чтобы затем украсить ими глазурованные птифуры, которые выпекал каждый вечер, когда угли в кирпичных печах уже начинали понемногу остывать.
– Больше, по-моему, никто не выращивает овощи в таком городе, как Париж, – сказала, смеясь, Дельфина, когда Эскофье впервые показал ей свой тайный огородик. – Только один Эскофье.
А он в ответ сорвал спелый помидор, надкусил его и поднес к ее губам.
– Pomme d’amour[12], – сказал он. – Возможно, именно это и был знаменитый запретный плод садов Эдема.
Помидор был такой спелый и сочный, такой нагретый солнцем, что от