назвал меня своей новой подругой. Видимо, ты имел в виду Danke, mein neuer Bekannter, то есть «спасибо, мой новый знакомый», это больше подходит к ситуации.
(На самом деле, Клаус, я имел в виду, что твои неприятности принесли бы мне большое удовольствие.)
– Спасибо, Клаус, – говорю я сквозь зубы.
– Bitte[16], Норберт.
Специфический учебный метод, который герр Вайнгартен применяет на своих уроках, зиждется на витиеватых речах, не предполагающих участия или даже присутствия публики, то есть нас; к концу года какая-то учеба, может быть, и начнется, а пока я мысленно переношусь в прошлое, в тот день, когда впервые вошел в комнату Алана.
Прежде мне не случалось видеть столько комиксов. Целые полки томов, кипы выпусков на полу, постеры на стенах, постельное белье с изображениями супергероев – всего не перечесть. Я не большой фанат комиксов, но сразу заметил знакомые имена: Бэтмен, Женщина-кошка, Чудо-женщина, Супермен, Аквамен, Зеленый Фонарь, – а со временем усвоил и название направления, которое предпочитал Алан: DC Comics. Я усвоил и многое другое, поскольку Алан говорил без умолку, и хотя обычно я впадал в кому во время его монологов, кое-какая информация все равно просачивалась в мозг. Как, например, тот факт, что большинство супергероев (хоть и не все) поделены между Marvel и DC Comics, что существуют отдельные фракции поклонников той или иной вселенной и что в глубинах этих фракций можно найти индивидуумов, которые от стадии невинного хобби уверенно двигаются к религиозному фанатизму. Алан не то чтобы фанател от DC, но был близок к тому, то есть Алан, которого я помню, не стал бы петь дифирамбы Тони Старку, потому что Алан, которого я знаю, вообще не фанател бы от Железного Человека, который не принадлежит вселенным DC Comics.
– Герр Норберт? – Герр Вайнгартен выжидающе смотрит на меня.
– Да? – откликаюсь я. – Ой, в смысле ja[17]?
Он тяжело вздыхает, снимает очки и массирует виски.
– Всего одно предложение, – бормочет герр Вайнгартен, – большего я не прошу. Опишите свой день одним предложением.
У меня есть теория насчет того, как отличить хорошего учителя от плохого: дело не в том, что хорошие учителя не мечтают о пенсии, а в том, что у них не бывает такого вида, будто они уже на пенсии.
– Ну, – начинаю я, – пока все хорошо, как мне кажется. Утро слегка не задалось, но…
– Auf Deutsch, bitte[18], – умоляет герр Вайнгартен, массируя виски все интенсивнее.
– А, ну да… Значит… – У меня в кармане вибрирует телефон, сообщая, что пора читать письмо Пенни. – Dinge beginnen, für Norbert… э-э… weirden zu bekommen.
– Нет такого слова weirden, – протестует неугомонный Клаус. – Ни в немецком, ни в английском.
– Эй, Клаус, – интересуется Дэнни Динглдайн, – как будет по-немецки «затычка»?
– Какая затычка? – переспрашивает Клаус, и весь класс заходится хохотом, но я могу только отсчитывать минуты до конца урока. После маминого шрама и трансформирующейся собаки не хватало мне только еще одного выверта реальности.
Один взгляд на комнату Алана, и я пойму, сменил ли он комиксовую ориентацию.