Алекса. С которым она познакомилась на работе. Алекс с опасно-темными глазами. Вьющимися волосами. Волосатой грудью. Хриплым низким голосом. Кривоватой улыбкой. Он просто был и продолжал оставаться, задавал вопросы, поздравлял с праздниками и доставал своей болтовней. Алекс, который показал ей свои картины маслом поздно ночью на Лаппкеррсбергет, после того как они распили на двоих бутылочку «Кьянти». Который показал ей, как смешивать краски. Который слушал, когда она рассказывала о своей мечте поехать в Помпеи и выкапывать древний город из лавы. Осторожно прохаживаться кисточкой по искаженным от ужаса лицам и архивировать, документировать, тщательно роясь в черепках и собирая их в одно целое.
Было что-то притягательное в попытке навести порядок в катастрофе, которая произошло давным-давно. Да, пожалуй, слова «давным-давно» были здесь ключевыми. В этом случае Анни могла спокойно обойтись без чувств: все, что от нее потребовалось бы – лишь скрупулезное изучение мира. Да, это был тот раздел археологии, который ей нравился.
И Алекс ее понял, пусть не все, но что-то из того, что она рассказывала, уж точно. И он обхватил ее лицо своими большими ладонями и поцеловал несколько раз, снова и снова, пока она, сперва неохотно, а потом все активнее, не принялась целовать его в ответ. А теперь она носит его ребенка. И у него большие планы, даже мечты, об их будущей совместной жизни. Жизни, где они стали бы частью богемы, рисовали бы по ночам (теперь уже наплевать, хотела бы Анни рисовать или нет), до обеда ходили на выставки, после обеда занимались любовью, а по вечерам пили бы вино.
– А как же ребенок? – спрашивала Анни.
– Ребенок? О, наш ребенок! Он станет гением. В моей семье было полно гениев и этот ребенок, мой сын – настанет день и он покорит мир, – отвечал Алекс.
– Это ребенок станет третьей частью нашего единства, – отвечал Алекс.
– Никаких проблем, – отвечал Алекс.
И Анни очень хотелось в это верить.
Мальчика будут звать Оскар. Они вместе так решили.
Более или менее вместе. Оскар Второй – словно один из королей древности, правителей той страны, в которой они сейчас жили. Король, который стал бы поэтом, и писателем, и обладателем литературных и прочих премий и при этом разделял бы скептическое отношение Алекса к национальной гордости страны, Августу Стриндбергу.
Анни очень хотела верить Алексу. Верить, когда он пел ей «Алекс – настоящий мужик, Алекс все понимает». Но в глубине души – снедающая тревога: все эти мечты и планы, они действительно наши, мои? Или, во всяком случае, какое место уготовано в них мне?
Поэтому она уедет.
Или даже так.
Она ДОЛЖНА уехать.
Других вариантов нет.
Очень может быть, что маленький человечек у нее в животе вмешается в ее планы или перенесет их на более поздние сроки, но едва сын станет достаточно большим, она сбежит от него. Оскар останется со своим отцом. А если не с ним, то с Сири.
Бабушкой Сири.
Пятьдесят