была красива на торнедальско-финский манер, с примесью саамской крови. Ее кожа казалось почти прозрачной, высокие скулы, кошачьи глаза, такие яркие, что они ослепляли каждого, кто всматривался в них. В придачу у Синикки был хриплый смех, россыпь веснушек на носу и светлые волосы. Она носила узкие джинсы, выросла среди старых колымаг и знала о запчастях почти столько же, сколько сам Тату.
Синикка, кажется, искала причину неисправности в двигателе, когда откуда ни возьмись появился он, только что выпущенный из тюрьмы, со своими угольно-черными волосами, кривоватой улыбкой и худыми пальцами в пятнах от масла, которые не отмыть, сколько ни старайся.
Это была любовь с первого взгляда.
Они завершили свое воссоединение сперва в туалете Городского Отеля, а потом несколько часов спустя уже у нее дома. Они почти не спали и проболтали всю ночь напролет, в промежутках между поцелуями узнавая о жизни и мечтах друг друга.
По большей части они хотели одного и того же. Или, точнее, им нужно было-то всего ничего, ну, может вкалывать на небольшом участочке земли или просто ремонтировать тачки и красить ногти – наверное, это был не самый худший вариант для каждого из них. Но вот любовь, их любовь, она была важна. Важнее всего. Настолько, насколько любовь вообще может быть важна для людей. Казалось, для них всегда будет сиять солнце, пока они будут видеть свое отражение в глазах друг у друга. Тату покинул ее на рассвете, и они оба знали, что это оно, то самое.
Тату вернулся домой как раз в тот момент, когда Сири собиралась идти доить коров, но при виде сына она уронила ведро и, подбежав к нему, бросилась ему на шею.
– Мой дорогой мальчик, где ты был?
– В тюрьме, мама, ты же знаешь.
Она оба рассмеялись, а потом Тату подхватил свою маму и закружил. Сири еще никогда не приходилось разлучаться со своими детьми на столь долгий срок, особенно с самым любимым из них, пятым сыном. Наконец, он поставил ее на землю, и они оба сразу сделались серьезными. Сири отстранила его от себя и оглядела сверху донизу критическим взглядом.
– Дай-ка я взгляну на тебя. Как же ты отощал!
И Сири стиснула руки сына и ущипнула его за бок, сама недовольная тем, что сказала.
– Ой.
Тату обхватил своими длинными худыми пальцами лицо матери.
– Матушка, это случилось. Я встретил ее.
– Кого?
– Ее с большой буквы Е. Ту, на которой я женюсь. Ты не знаешь ее матушка. Но я люблю ее. Синикку.
Мать никак не отреагировала на данное заявление. Тату даже засомневался, слышала ли она, что он сказал, несмотря на то, что знал – слышала. Сири посмотрела на него, а потом взяла его руки в свои и поцеловала их, точно так же, как она целовала их, когда он еще только родился и лежал в корзинке рядом с ней на одеяле, или когда они косили сено или в коровнике, когда она доила коров. После чего подмигнула ему.
– Поторопись, пока Пентти не проснулся, – сказала Сири и нежно погладила сына по щеке.