рекой высилась башня Борегарда, которая красовалась бы и ныне, спустя десять веков, не будь она разрушена каких-то триста лет назад.
В ту пору на месте дворца Карла Великого стоял монастырь яковитов, и несколько домов, в одном из которых и проживал Бонварле, и который, вне всякого сомнения, был ровесником древнего дворца, остатки коего возвышались над ним.
Низенькое окошко на фасаде смотрело на башню Борегарда, на крепостную стену, и на мост через Уазу.
Из прочих были видны многие городские крыши, церковные шпили, и в голубоватой дымке лес вдали. Старые стены, почти разрушенные, обрамляли сад из вековых яблонь, груш, слив, и прочих деревьев, многие из которых представлялись ровесниками Карла Великого и его паладина Роланда – их могучие бесплодные ветви давно обжили густые заросли дикого винограда.
В том домике под густыми кронами деревьев, никогда Джульетту Бонварле – дочку скульптора, не потревожило б недавнее происшествие на площади с Жаном Забиякой – учеником её отца, хотя и было до площади рукой подать, если б служанка Мартинотта при возвращении с рынка не ворвалась вихрем в её комнату, чтобы сообщить чрезвычайное известие.
Детское личико Джульетты, совершенное во всём, обрамляли нежнейшие солнечные волосы, оттеняющие невинный взор её души в очах цвета весеннего яркого неба. Живописать портрет её полнее не удастся. Она была на всех статуях святых девственниц и матрон, коих сотворил её батюшка за двадцать пять лет.
Ещё не родившись, она уже смотрела на мир непорочными глазами каменных святых, что вполне объяснимо, ведь Джульетта была точной копией своей матушки, оставившей мир совсем юной. Ровно четверть века назад скульптор совершенно неожиданно для себя вырезал её портрет, который ныне стал портретом его дитя.
Сидя за большим столом, на котором был разложен рисунок для резного фриза, Джульетта работала над вышивкой этого рисунка разноцветными нитками, выполняя заказ святой обители. Она подняла глаза навстречу вбежавшей служанке, которой горячие новости жгли язык.
– Ну что на этот раз, Мартинотта, – спросила с укоризной Джульетта, – случилось такого на рынке? Свежее масло подорожало, и капуста с луком, а вишни ещё нет, не так ли?
– Вишню ещё два месяца как ждать, если дадут ей созреть проклятые англичане! И да – масло всё растёт в цене… Но ты разве ничего не слыхала?
– Нет. А что случилось?
– Горе и беда! Тебе батюшка всё обскажет, когда вернётся, а я могу лишь вкратце…
– Какое горе, какая беда? – ахнула Джульетта, выронив шитьё.
– Беда с нашим несчастным Жаном у портала Сен-Корнель! Бедный Жано…
Всегда был так весел… даже слишком. И всему пришёл конец…
– Боже мой! Он упал? Разбился?!
– Нет – не упал, и не разбился, и был живёхонек пять минут назад, когда я ушла с рынка… но это не лучше.
– Как? Что? Почему?
– Откуда