Что ж делать? - вот он чем отделывается от меня! - отвечал Илья Ильич. - Он меня спрашивает! Мне что за дело? Ты не беспокой меня, а там как хочешь, так и распорядись, только чтоб не переезжать. Не может постараться для барина!
- Да как же, батюшка, Илья Ильич, я распоряжусь? - начал мягким сипеньем Захар. - Дом-то не мой: как же из чужого дома не переезжать, коли гонят?
Кабы мой дом был, так я бы с великим моим удовольствием…
- Нельзя ли их уговорить как-нибудь. “Мы, дескать, живем давно, платим исправно”.
- Говорил, - сказал Захар.
- Ну, что ж они?
- Что! Наладили свое: “Переезжайте, говорят, нам нужно квартиру переделывать”. Хотят из докторской и из этой одну большую квартиру сделать, к свадьбе хозяйского сына.
- Ах ты, боже мой! - с досадой сказал Обломов. - Ведь есть же этакие ослы, что женятся!
Он повернулся на спину.
- Вы бы написали, сударь, к хозяину, - сказал Захар, - так, может быть, он бы вас не тронул, а велел бы сначала вон ту квартиру ломать.
Захар при этом показал рукой куда-то направо.
- Ну хорошо, как встану, напишу… Ты ступай к себе, а я подумаю. Ничего ты не умеешь сделать, - добавил он, - мне и об этой дряни надо самому хлопотать.
Захар ушел, а Обломов стал думать.
Но он был в затруднении, о чем думать: о письме ли старосты, о переезде ли на новую квартиру, приняться ли сводить счеты? Он терялся в приливе житейских забот и все лежал, ворочаясь с боку на бок. По временам только слышались отрывистые восклицания: “Ах, боже мой! Трогает жизнь, везде достает”.
Неизвестно, долго ли бы еще пробыл он в этой нерешительности, но в передней раздался звонок.
- Уж кто-то и пришел! - сказал Обломов, кутаясь в халат. - А я еще не вставал - срам да и только! Кто бы это так рано?
И он, лежа, с любопытством глядел на двери
II
Вошел молодой человек лет двадцати пяти, блещущий здоровьем, с смеющимися щеками, губами и глазами. Зависть брала смотреть на него.
Он был причесан и одет безукоризненно, ослеплял свежестью лица, белья, перчаток и фрака. По жилету лежала изящная цепочка, с множеством мельчайших брелоков. Он вынул тончайший батистовый платок, вдохнул ароматы Востока, потом небрежно провел им по лицу, по глянцевитой шляпе и обмакнул лакированные сапоги.
- А, Волков, здравствуйте! - сказал Илья Ильич.
- Здравствуйте, Обломов, - говорил блистающий господин, подходя к нему.
- Не подходите, не подходите: вы с холода! - сказал тот.
- О баловень, сибарит! - говорил Волков, глядя, куда бы положить шляпу, и, видя везде пыль, не положил никуда; раздвинул обе полы фрака, чтобы сесть, но, посмотрев внимательно на кресло, остался на ногах.
- Вы еще не вставали! Что это на вас за шлафрок? Такие давно бросили носить, - стыдил он Обломова.
- Это не шлафрок, а халат, - сказал Обломов, с любовью кутаясь в широкие полы халата.
- Здоровы ли вы? - спросил Волков.
- Какое здоровье! - зевая, сказал Обломов. - Плохо! приливы замучили. А вы как поживаете?
- Я? Ничего: здорово и весело, - очень весело! - с чувством прибавил молодой человек.
-