Тарасович держал на регулярном и большом жалованье. Особенно благополучно складывались его отношения с полицией.
Степана Тарасовича называли хлебным королем, и он действительно обладал в этой сфере огромной властью. Бывший бурлак при случае запросто вынимал из-за голенища сапога по три миллиона рублей. В Рождественской же части, где жил он с многочисленным семейством и приказчиками, где помещались овсянниковские амбары и овсянниковская пристань, он был, как говорится, и царь, и бог, и воинский начальник. Пристав (начальник местной полиции) Тарасов только в 1874 г. получил от него 12 тысяч рублей серебром – на эти деньги можно было бы содержать двух генерал-аншефов. Само здание Рождественской полицейской части построено было на деньги Овсянникова.
Поэтому до того, как за дело взялась петербургская прокуратура, Овсянников был неприкасаем для правоохранителей. Он собственноручно избивал до полусмерти не угодивших ему своих и чужих приказчиков, не платил долги, если не считал это нужным, торговать хлебом на пристани могли только те, кто относился к Степану Тарасовичу с надлежащим почтением – иначе им не давала жить полиция, или вдруг загорался амбар с мукой.
Он был миллионер и коммерции советник, но с подчиненными и домашними оставался бурлаком. В то время слово «бурлак» было синонимично «грубияну». Вспомним у Пушкина: «В сраженье трус, в трактире он – бурлак».
Овсянников не давал спуска и своим четырем уже взрослым сыновьям. За малейшую провинность он хватал их за волосы, таскал по полу, приподнимал избитого в воздух и швырял в угол, как котенка. «Пусть трепещут родителя», – говаривал он при этом. Роман Овсянников не выдержал постоянных издевательств и выстрелил в отца: «Я убью этого варвара; лучше жить в каторге, чем дома».
Степан Тарасович пятнадцать раз состоял под судом и всякий раз бывал оправдан. Если бы он захотел, дело сына тоже было бы замято. Но он потребовал для сына вечной каторги, а когда другой его сын Федор, подросток, пошел к Роману в тюрьму на свидание, Степан Тарасович избил его до потери сознания, и убил бы, наверное, если бы его уже бесчувственного не отняла жена.
5 апреля 1875 г. в палаццо Овсянникова нагрянули следователи во главе с Кони и Книримом. Миллионер встретил их при полном параде: в генеральской шинели с орденом. Огромный старик, косая сажень в плечах, руки-лопаты, нос величиной с кочан цветной капусты. Очки его были подняты на лоб, а глазищи ходили кругом. Он бросал свирепые взгляды. Овсянников не ожидал ни обыска, ни тем более ареста, и не готовился к ним. Между тем, изъяты были любопытнейшие документы, например, список, озаглавленный «Опись экстренных» – отчет о взятках инженерам, писарям, казначеям интендантства, смотрителям магазинов (хлебных складов), вахтерам на сумму 41 460 руб. 26 коп. После допроса Овсянникова Кони принял решение арестовать подозреваемого, иначе при своих средствах и связях тот мог бы влиять на свидетелей и уничтожать улики. Миллионер был взбешен: «Да вы шутить что ли изволите? Меня под стражу? Первостатейного именитого