было лететь сюда за тридевять земель именно за мной?! Неужели у вас не хватает своих крепких и сообразительных ребят?!
Брэдли опустил голову, и некоторое время молчал под испытующими взглядами декана и Джона. Затем плевянин медленно начал говорить:
– Видишь ли, Джо – там, где растут Ракельсфаги, скоро начнется весна. А весна, это – единственное время года, когда Болото не окутывают густые туманы, смертоносные для ганикармийцев. Поэтому мы можем прилететь туда только весной. А с началом весны пойдут сильные ливни, сопровождаемые небывало сильными разрядами электричества в атмосфере. В результате… – Брэдли сделал паузу, – … Ну, в общем, Джон, экспедиция на Деревья может погибнуть, если будет состоять только исключительно из одних ганикармийцев. Наши гены – они немного отличны от ваших, земных. Яснее вы поймете – в чем состоит суть проблемы, Джон, когда очутитесь на нашей гостеприимной чудесной планете.
– Надеюсь – тогда не будет слишком поздно?
– Слушай, Гаррисон! – воскликнул декан. – Тебя туда за уши силком никто не тянет – можешь прямо сейчас идти оформлять документы на отчисление!
– Ладно-ладно, Александр Иванович – я пошутил! – примирительно вскинул руки кверху Джон, которого совершенно не удовлетворило несколько туманное объяснение плевянина.
– Последний из обещанных слайдов! – дабы прекратить начинавшуюся перепалку, коротко сообщил Брэдли Киннон, и на экране появилась обнаженная красавица, так же, как и все предшествовавшие ей чудовища, сфотографированная очень крупным планом. Красавица стояла на полянке в странно смотревшемся тенистом лесу, где, судя по изображению, ничего не росло кроме ярко-зеленых гигантских листьев.
Густая грива золотистых кудрей ниспадала девушке до крепких круглых ягодиц. Ягодицы, как и длинные стройные ноги, гладкий, в меру мускулистый живот и высокую грудь туго обтягивала безукоризненно свежая и нежная кожа, возможно, чуть тронутая едва заметным загаром. Вот единственное, что смутило восхищенных зрителей, так это поза девушки – поза, напоминавшая начало падения в бездонную пропасть.
Брэдли увеличил изображение, и на экране крупным планом возникло ее лицо – прекрасное лицо юной богини, искаженное невыносимым отчаянием, смешанным с изумлением. Но лицо, тем не менее, оставалось не по земному (очевидно, только – по плевянски) прекрасным. А отчаяние девушки, как показалось зрителям, имело довольно таки таинственный оттенок (опять же, вероятно, лица жителей Плевы по-иному, чем на Земле, выражали предельное отчаяние).
Брэдли сдвинул фокус изображения на грудь прекрасной плевянки, взяв ее максимально увеличенным планом, так что у Джона и декана дух захватило от восторга. Впрочем, дух они тут же перевели и внимательно вгляделись в картинку слайда. Груди, как и лицо, несомненно, также являлись грудями богини, но с ними творилось что-то неладное. Из ненормально набухших сосков вылетало по тонкой, но явственно видной,