и питательное блюдо, медузы-слакции. Между искусно приготовленными представителями богатой болотной фауны стояло несколько огромных раковин, игравших роль объемистых сосудов, доверху наполненных хмельным водорослевым вином, обладающим тонким вкусом и сильным опьяняющим эффектом.
Подвыпивший и досыта обожравшийся Эгиренечик в перерывах между довольно продолжительными приступами отрыжки, без конца рассказывал различные болотные анекдоты, байки, сплетни, охотничьи и рыбачьи истории, чем искренне раззадоривал внимание Боке. Акклебатианин с большим интересом слушал гостеприимного хозяина и под вкуснейшие закуски, попивая кисло-сладкое водорослевое вино, чувствовал себя на верху блаженства. Даже не оставлявшая его острая душевная боль по погибшей Олюгоне слегка притупилась. Единственное, что его смущало и слегка выбивало из благостной праздничной колеи, так это – одноглазая Халда, жена Эгиреничека. Эгиреничек успел рассказать ему перед началом праздничного ужина, что второй глаз Халде в прошлом году «выплюнула» метким и смачным харчком плюющаяся андекриновой кислотой пятнистая болотная змея хаммод-хвостоплюй, вследствие чего у Халды несколько подиспортился характер и, чтобы Боке не обращал внимания на ее нарочитую угрюмость. Дело, оказывается, усугублялось еще и тем, что в позапрошлом году, во время ночной охоты на водомеров-кусачей, одно из этих свирепых пятиметровых насекомых откусило Халде пол-носа, отчего у нее почти совсем исчезло обоняние, без которого на Болоте по ночам делать было нечего. Вследствие всех этих, постигших ее досадных несчастий, знаменитая охотница и первая женщина племени Болотных Богатырей Халда вынуждена была перейти в разряд банальных домохозяек.
Боке старался следовать совету Эгиреничека и не обращать внимания на Халду, но у него это не совсем получалось. Халда на протяжении всего ужина не проронила ни слова и ее единственный глаз, не отрываясь, пытливо смотрел на гостя с лютой нескрываемой злобой, как будто именно Боке оказался виноватым в полученных ею некогда увечьях. А еще наблюдательному акклебатианину казалось, что от распиравшей Халду непонятной злобы, у нее мелко-мелко и очень неприятно тряслась борода, по длине и густоте почти не уступавшая бороде мужа. Но под воздействием водорослевого вина он мало-помалу перестал воспринимать Халду во всем ее неописуемом уродстве и дикой злобе, как живого человека, целиком переключив внимание на Вождя Эгиреничека и занимательную беседу с ним. Тут, как раз плавно лившаяся беседа из занимательного ключа резко перескочила на деловые рельсы:
– Благородный Боке! – прервав неожиданно рассказ о том, как его однажды какой-то давней Весной чуть не сожрал разбесившийся игуч, обратился официальным тоном к акклебатианину Вождь Болотных Богатырей.
– Да, мудрый Вождь Эгиреничек?!
– Ты точно уверен в том, что Самакко примет нашу идею?
– Абсолютно уверен! –