Но ничего, те выдержали, даже не зашатались. Поля придвинулась и смело оперлась на них локтями. Приятно было вылезти из подвала и вознестись над землей, что и говорить. В связи с высотой этого нового для нее положения изменилось все, ну пусть не все, а многое – приблизилось небо и облака, зауважались птицы, которые все разом словно взмыли в воздух, и стало видно – они летают, а не просто ходят и гадят почти в окно, как было на Поварской! А люди отдалились и на расстоянии все казались вполне неплохими, что интересно. Поля смотрела на них, как в лупу на муравьишек в детстве – идут себе проложенными тропинкам, меленькие, все сверху черненькие, даже если среди них попадались и блондины, передвигают ножками, размахивают ручками, тащат кто портфель, кто авоську, кто рулон какой, шагают кто парами, кто поодиночке, медленно, быстро, все в делах, все в движении. А помимо рассматривания людей Полю сильно впечатлила и гостиница, настолько она выбивалась своей роскошью и необычностью из общего пейзажа, на зависть всем приезжим и, конечно, иностранцам! «Как власть ни ругай, а Хрущев молодец, все-таки так Москву преобразил! Вот стою себе сейчас на собственном красавце-балконе, наслаждаюсь замечательным видом, – думала Поля, – что греха таить, вид, конечно, ни в какое сравнение с тем, что был на Поварской, и не идет, тут не поспоришь. Все ухожено, зелено, добротно, ни тебе бумажки, ни фантика на асфальте. А может, с такой высоты и не видно, глаза-то старые. Надо будет вниз спуститься, посмотреть повнимательней. Но балкон – вещь, да».
Да, балкон был главным предметом роскоши в новой квартире. По нему, по балкону этому, можно было сделать целых полтора шага в длину и полшага в ширину. Лидка сразу решила выставить на балкон табуретку, чтобы можно было сидя наблюдать за городом.
Поля с Лидкой порядочно пробыли на балконе, перекидываясь словами, тыкая друг друга в бок локтями и с улыбкой осматривая окрестности. Они, чуть сощурившись, пристально вглядывались в окна дома напротив и разглядывали, у кого какие занавески – импортные или отечественные, что стоит на подоконниках – традесканция или фикус, а потом, для отдыха, переводили взгляд на широкий участок травы внизу под балконом – с кустами и деревьями, отделяющий дом от проспекта.
– Ишь как, зелень с двух концов, Катюле будет чем дышать, правда, Козочка? Только шумновато, конечно, не то что в нашем дворике… – Поля покачала головой.
– Ладно тебе, мам, что ж теперь делать, мы ж в городе живем, пойдем уже в дом, – Лидка пропустила мать вперед и оставила балконную дверь открытой, решила, пусть проветрится. Потом оглянулась снова: ракурс, угол нового взгляда на жизнь стал совершенно другим – не подобострастно-заискивающим, вроде как извиняющимся, снизу вверх, а хозяйским, вседозволенным, чуть властным, аж с шестого этажа вниз.
Катя осталась на рубеже балкона и комнаты.
– Козочка, осторожней, не подходи к перилам, смотри отсюда, со ступенек, – предупредила ее Лида. А Катьке и самой было страшно подойти. Она стояла на возвышении и завороженно смотрела на огромную вывеску перед глазами.