в несмолкаемых муках
и они никогда не смогут обняться с женой.
Пусть пройдёт их любовь, как проходит дождь
и для них всегда будет пасмурным небо,
тогда каждый сможет понять, что он сторож
своего амбициозного кредо.
Слышу вызубренное прошлое столетие,
как стук молоточка по мозгам.
Завидую свободе студентов,
меняющих завоеванные сердца дам.
Помню молодой коктейль потуг
и танцы в обнимку с упругой талией.
Я до сих пор слышу, как ангелы не поют
и видел, как художник улыбку правил.
С его лёгкой руки привычные вещи
теряли свой цвет и очертания.
Мои строки, как временные трещины,
наполняются неизвестным молчанием.
Грехи друзей фантастическим грузом
в печаль обращали лица девиц,
а я оставался, как запах арбуза,
недостижимым для прикосновения лиц.
Моё любопытство к пространству женщин
не лишало меня сна и рассудка.
Я ждал и копил свою надежду
для верного в судьбе поступка.
Кругом влюблялись и убивали
веру души в единственную любовь,
а лихорадку тушили губами
и так продолжали всё время и вновь.
Теперь на закате желаний и лет,
я ощущаю прелесть сил мужских,
рождённый ползать не идёт на взлёт,
а прелесть оргазма не имеет иных.
Я нынче болен от людей.
Болят мои стихи, и комната болеет,
в которой я закрыт, словно плебей,
ничтожно мыслю и мои идеи зреют.
Слова сейчас противны и чужды,
мне кажется, их хмель обман и пропасть,
бесчувственны их гулкие слоги,
соединяют мысль и безнадёжность.
Мы тащимся и сыпется песок.
Перед грозою стонет солнце,
от тишины, и детский голосок
есть совершенство беспокойства.
Всё прошлое плетётся по следам,
что будет с нами, не узнать, едва ли,
как рассекает ровно пополам
прозрение и свет, не пощадив деталей.
Слова доступны и просты. Их жизнь
просторна и многолюдна, не отвернуться
от лучей жизнелюбивых линз,
соблазн велик, но страшно обернуться.
Во всём виновата власть
Сыплются, как не отправленные письма,
как скомканные сыростью листья,
похожие на гуляющих кошек в ненастье,
при всех настигающих нас несчастьях.
Так при всей нашей окраске,
мы подлежим публичной огласке,
что называется горькой правдой,
уже сегодня, а может быть, завтра,
исключая из своего репертуара страсть,
при всех несчастьях виновата власть!
И когда хочется плакать, а всё же смеёшься,
неизвестно, потеряешься или найдёшься.
Дни становятся всё короче и короче,
дело за старостью, за причалом, впрочем,
память делается