струны жутко чесались, в другой же успокаивался, отдыхал. Пианист проходил настоящую дорожку из раскаленных углей, и не всегда получалось не обжечься, не споткнуться. Однако девушка не замечала компаньона – он был всего лишь дополнением к ее игре.
За крохотное время выступления скрипачка старалась отразить в музыке все свои чувства, открыть их каждому. И она не стеснялась, поскольку знала, что люди будут заняты замешательством по поводу изменения знакомой композиции. Только один юноша в зале не заметил этого; он сосредоточился на девушке и глазами, и ушами, и мыслями.
Несколько раз Юрий переводил взгляд на пожилого мужчину из жюри. Одна суть этого номера невообразимо раздражала его, а, когда скрипка не попадала в такт с фортепиано, он напрягал каждую часть тела, щипал морщинистую ладонь, чтобы не прогнать девушку со сцены. Гневный шепот, петлявший на грани проклятий, доносился до нее, отчего та лишь улыбалась и продолжала рассказывать всем о себе.
Невозможно передать, что чувствовал юноша, что смог понять из этого рассказа. Он знал точно только одно: это была ее последняя игра. И даже не потому, что в академию не возьмут такого своенравного музыканта… Это чувствовалось в ее резких, но точных движениях, в игре бровей, капельках пота, падавших на дощатый пол – все, что умела и чувствовала, она выложила на слушателей, говорив, что последний ее раз будет самым памятным.
Закончила она вместе с пианистом, и громкое звучание скрипки еще несколько мгновений отражалось от стен филармонии. Если во время игры все притихли, то нынешняя тишина больно резала слух, сила ее была велика. Конечно, Юрий нашел силы встать и начать аплодисменты. Его поддержали и другие зрители, но большая часть зала осталась сидеть в смешении чувств.
Как и остальным участникам, что в конце номера рассказывали про свой творческий путь и планы на будущее, девушке выдали микрофон.
– Пожалуйста, не сдавайся, – сказала она голосом, немногим отличавшимся от чудесной скрипки. – Борись, даже если никто не понимает. Борись, даже если другие считают, что у тебя не получится. Борись, даже если ты и сам уже запутался. Борись так, как не смогла я…
Каждое слово вонзалось в сердце Юрия, подобно мелким иголкам – казалось, что девушка адресовала их именно ему и никому другому. И как жаль, что она не могла знать о новом поклоннике, который от ее речи вжался в спинку сидения.
Скрипачка и сама не знала, зачем произнесла это вслух. Верно, для самой себя.
Микрофон вернулся к конферансье. Девушка резко повернулась спиной к залу и обогнала пианиста, чтобы он не видел ее влажных глаз, а уже в гримерной комнате, всецело отдалась эмоциям.
Это было ее последнее выступление.
Перед тем как объявили антракт, выступило еще два музыканта, но Юрий не слышал их. Невзрачная игра мешала мыслям о скрипачке… Все вокруг померкло, затихло, картинки и звуки доносились издалека. Явно и четко ощущались только огненный след волос и переливы скрипки, что сохранились в памяти навсегда.
Каждая