слуга бежит за этой вещью с таким видом, будто виноват он, а не ты. Некоторые мэмсахибы – жены европейцев – постоянно бранят своих поваров, требуют, чтобы они готовили английские блюда. Лучше сразу привыкнуть к индийской кухне – это все упрощает.
– Значит, тебе понадобится индийская кухня и в Англии? – спросила София и подумала, до чего будет сложно объяснять несговорчивой английской кухарке или самонадеянному французскому повару, как готовить экзотические блюда, о которых и она сама не имела представления. «О чем ты думаешь? – одернула она себя. – Это не твоя проблема. Пока не твоя».
– Я всегда могу нанять себе повара-индийца, если захочу, – ответил он.
– Разумеется, – вежливо согласилась она и вдруг заметила в его глазах огонек, как будто он прочел ее мысли. – Ты снова дразнишь меня? Думаешь, я примеряю к себе твои возможные причуды?
– Причуды? Но приготовление пищи – одна из важнейших сторон жизни. Почти самая важная.
– А что важнее? – спросила она. – О нет, не отвечай. Я уже поняла.
– Не представляю, о чем ты подумала, – невинно отозвался он. Слава богу, он обладал чувством юмора, даже если использовал его лишь для того, чтобы ее поддразнивать.
Она вспоминала, какими были братья десять лет назад. Даниэль часто смеялся и шутил. Он ничего не принимал всерьез, разве что тогда, когда они оставались вместе. Каллум, вырастая, становился серьезнее, спокойнее. И делался более скрытным. А может, просто не хотел вмешиваться в дела брата.
Он и не вмешивался в их роман до того последнего дня, когда перед отъездом пытался отговорить ее от обручения. Почему он сделал это? В тот момент она была слишком возмущена его вмешательством, слишком расстроена отъездом Даниэля, чтобы задуматься над словами Каллума. Он был настойчив и, видимо, руководствовался интересами более легкомысленного брата. Любовь долго не продлилась – во всяком случае, с ее стороны. О чувствах Даниэля она могла только предполагать.
София отогнала воспоминания, снова вернулась в реальность и увидела, что они едут по лесной дороге, начинавшейся позади дома.
– Как здесь красиво и таинственно! – сказала она, когда после солнечного света они въехали в густую тень. По сторонам стояли огромные буки, их гладкие серые стволы поднимались вверх, как колонны у входа в кафедральный собор. Многочисленные тропинки вели в глубь леса.
– Мне захотелось взглянуть, что здесь осталось с тех времен, когда я бывал тут ребенком.
Дорога стала шире и, свернув направо, вывела их на открытое пространство. Слева открывался вид на долину, оттуда мощеная дорога выводила к главному шоссе. Справа стоял дом. Он напоминал некий живой организм, накрепко связанный с окружающей природой, как будто корнями врос в землю… Дом из мягкого розового кирпича украшала отделка из белого камня, возможно украденного из руин какого-нибудь замка. Тут и там виднелись остатки дубовых рам, погнутых временем. Крыша из шиферной плитки со множеством каминных труб заросла мхом.
– Какая прелесть! – восхищенно